Родилась в 1997 году в Москве. Студентка филологического факультета РГГУ. Стихи публиковались на сетевом ресурсе «Полутона».
Сопроводительное письмо номинатора Евгении Риц:
Стихи Катерины Ядловец, собранные в циклы «ликантропия» и «теокалли», оказываются поиском — удачным — гармонии, равновесия между буйством образного мышления и интеллектуальной рефлексией. Перед нами в том числе и обращение к телесному опыту, к физиологии. Обращение к физиологии, к хтонической и творящей сути телесности, к телу как мифу или даже мифологии, пожалуй, было одним из лейтмотивов отечественной поэзии середины прошлого десятилетия, например, в стихах Марианны Гейде, Ксении Маренниковой, Екатерины Боярских, и, может быть, в особенности — Марии Степановой, чья книга 2005 года так и называется: «Физиология и малая история». И здесь мы видим явную преемственность между Катериной Ядловец и поэтами-современниками старшего поколения. Однако решение Катериной Ядловец проблемы телесности представляет собой серьёзный шаг в сторону и даже в некотором роде «ход конём». Тело здесь оказывается не только прямым физиологическим субъектом-объектом со всем сопутствующим этому пониманию спектром хтонических материнских мифов (этот аспект как раз интересует Катерину Ядловец в наименьшей степени) и не только чувственно-информационной мембраной между личностью и окружающим миром, но и самим окружающим миром, миро- и мифотворением (творением как процессом и результатом одновременно). Направления пространства, ход времени в этом теле-мире оказываются перпендикулярны сами себя, текучее оборачивается острыми углами.
сердце стало
амфорой;
из горлышка
пёсья слюна
сочится семенем
в лёгкие
субстрат для
Aconitum napellus
слепые
корни ползут
по бронхам,
срастаясь
с ветками нервов
При этом традиционное психологическое понимание тела как проводника чувственности, осязаемой информации в стихах Катерины Ядловец тоже глубоко индивидуально. Мир холодный и теплый, он обладает запахом и цветом, но всё это существует постольку, поскольку телесно постижимо. Самые банальные, повседневные физические ощущения, малейшие фиксации их преображают и пространство, и постигающее его тело, так, что, опять же, мифологическое, даже волшебное, оказывается деталью, и скорее фоновой, чем центральной, постигаемой повседневности.
В час
меж собаки и волка
глазами
тонешь
в облетевшей листве, чувствуя
иней
на кончиках пальцев ног.
Вмерзаешь
в липкую
жёлтую дымку
под жалобный
визг
вой
подземных
керберов, фенриров —
ими
пожран
и позван
грядущей зимой.
Раствор
чернозёма
бетона
впитал
следы ребристых подошв,
вытолкнув звёздье
лап.
Фрагмент номинируемой на премию подборки:
***
ликантропия
1.
сердце стало
амфорой;
из горлышка
пёсья слюна
сочится семенем
в лёгкие
субстрат для
Aconitum napellus
слепые
корни ползут
по бронхам,
срастаясь
с ветками нервов
сосут
плевру
крепнут —
чтобы
в июньскую
лунную ночь
нейронам —
взвыть
синим
кровоподтёком.
***
теокалли
1.
аспидный куб
льда
маслянист:
лужицы
прочь от босых
ног, возвещая
от
бытие.
слева
и справа — ступени
айсбергов
тебя молчаливо
поющие
в небе —
про
пасти белых червей
замёрзших в коме
комет:
сжатых
пальцев окостенелых
стремятся достичь, бледные
бедные тихие —
одиночество съ
есть.
на лице
тают крупицы смолы
а с той
грани откуда солнце
смотрело из глаз
пернатого млечного
змея —
цепочка следов
в горючем масле —
«поджечь бы» — да спичек
нет; иди
вверх сквозь град в темноте
жёлтые пятна света на чёрном
льду
сквозь червоточины
благовоний —
иди
дотронься
пусть растопленным нами,
объ-
я-ты-мы,
мазутом течёт
геометрия матери-
и
без
рожденья.