Родилась в Нижнем Новгороде в 1992 году. Окончила филологический факультет ННГУ им. Лобачевского в 2014 году. Участник поэтических фестивалей «Центр весны», «ГолосА», «СЛОWWWO», «Стрелка». Участник Недели молодой поэзии (Москва, 2013). Лонг-лист премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2014, 2015), лонг-лист премии Аркадия Драгомощенко (2016), лонг-лист премии Евгения Туренко (2016). В 2018 году вышла первая книга стихотворений «Преломление света» (НН.: Волго-Вятский филиал ГЦСИ в составе РОСИЗО и Free Poetry, 2018).
Сопроводительное письмо номинатора Евгении Сусловой:
Уважаемая коллегия премии имени Аркадия Драгомощенко, я приняла решение номинировать Карину Лукьянову по нескольким причинам. Во-первых, на протяжении многих лет я видела, как Карина развивает свою поэтическую практику, при этом демонстрируя независимость — воображения, грамматики, действия — от мейнстримных контекстов, к которым поэзия сегодня норовит «подшиться» в поисках места своего голоса в общем пространстве. Чтобы удерживаться вблизи внутреннего хрупкого опыта, требуется особая поэтическая хватка, и я считаю ее наличие, возведенное в принцип, ценным.
Второй существенный момент — это постоянное изменение поэтической практики Карины, бесстрашие в поиске совершенно новых для автора дискурсивных возможностей. Общее движение можно было бы обозначить как переход от визуально ориентированной поэтической эпистемологии к своего рода этике. Попробую раскрыть некоторые принципы этой этики. В текстах Карины, предлагаемых вниманию, моделируется особая темпоральность, которая позволяет отойти от медиально зависимого переживания к переживанию внемедиальному, благодаря которому возникает ситуация тонкого наблюдения за самой пластикой жизни.
Как говорит Карина, «мышление разворачивается во взгляде», и требуются особые дискурсивные средства, чтобы передать другому, так как поэзия социальна, динамику этого мышления, минуя грубые дискурсивные решения, лежащие на поверхности истории современной культуры — от поэзии начала 2000-х до новейшей философии. Через подобного рода созерцательно-аналитический опыт субъект, по мнению автора, может обнаружить основания для своего социального действия, создать собственную онтологическую карту, систему навигации в мире. Поэзия говорит, но еще в большей степени она слушает. Без трансформации слуха и более глубоких органов мысли и чувства сложно в полной мере осознать происходящее.
Подборка номинируемых текстов:
Ферментация следа
***
В день, когда тело захочет свернуться в речь,
что ему скажут? Будет ли восстановлен
ход происшествий и алгоритм переломанных дней?
Съехавшим по столу
утренним выдохом он измеряет неровность, пытается что-то другое найти
в лоскуте мягких тканей.
В этом кадре на мне: картон кожи.
Он неснимаем
и непригоден для стирки в горячей воде.
В нём я услышал о том, как звучит неприкаянной часть: или.
Так выскальзывают из рук.
Съёмка окончена, лифт не ответит.
Многое глазу хочется съесть за окном,
когда говорят об исходе.
Всё бы вобрать, и пейзаж мог бы быть не таким уж и скудным: некуда утопать.
***
Сгустки и перепады
для пешеходов,
на перекрёстке приложенных
к коже,
нечаянно встретивших на изломе
аккуратную кровь
в безупречно надорванном целлофане.
С запозданием металлической хирургии,
не сходящейся в центр ладони:
под застывающей порой протока
скульптор, теряющий нож,
ищет тепло между ним и рукой.
Но, угасая, предметы теряют тела.
Не успевает достать из кармана
сахарозаменитель
и по инерции переходит
на красный сигнал.
Плотность скрывается в полом
пространстве, где
не разрезано имя.
Не защищённым от деформаций просмотром
наплывает
ищущий выхода день.
***
Дом надрезали, и кожа просвечивала под ним. Ближе к краю воздушной массы
перекрытия надломились, стали лопастью, опрокинувшей всё вокруг.
«Всё?»
— остаётся задевшая каменным лоскутом память,
проникающая в порез
на свету.
Ты проступал под её оставляющим взглядом,
перебирая в кармане испорченный снимок,
только один — обо всём — с этим домом,
сохранял отпечатки под кожей. Мог ли ты думать,
что морфология — ворох густой целлофановой пыли?
Нет, этот трепет — как спрятанное торжество
ниже пролётом,
где дверь закрывается
тёмным пятном, заносимым в смятение
здесь, на выходе, а за спиной
увязает сходящее в конденсат
время
***
Heard on the radio:
бабочка повторяет путь
ссылки родного тела
того, кто её изучил.
Нехитрая цепь сближений
или, к примеру,
рецепция сентиментальной эпохи.
Но проложен отрезок:
энтомология и тирания
между крылом и железом.
«Представляешь, сегодня всё повторилось.
«Я» вспоминает маршрут, на котором вложили ожог. Где мы не были, но
запись происходила».
Карта событий развёрнута как repeat.
Ферментация следа.
Там, в его наступлении, разнесены
соучастники слуха.
[23–20], [24]
[23]
Их тела протянуты вдоль земли
в схватке с движением — это то,
в чём вы можете их увидеть и различить контуры слов.
Перенести, перевеситься с места на местоимения,
не разрезая на кадры.
В натяжении от скрытого глаза
до закрепления скотча на камере
он отказался снимать,
[- /-] животным с запертым языком.
Их штативы остались в земле. Их тела вдоль земли.
[22]
Зрение местность перерывает,
но это время не обязательно настоящее.
Озеро: это его отделённый фрагмент,
начинённый значением, был потерян.
«Это синекдоха», — говорят у него за спиной.
Или, может быть, растворённая красная глина,
что сейчасзаполняет ладонь,
бывшую способом протяжения?
Где-то здесь этика никогда
не сработает как мембрана для тем.
Коже не стать опосре-
дованнее — ну же, куда.
[21]
Незадолго до этого кто-то,
Сообщения от (3).
Рассмотрев первым делом
не фотографии, надписи сзади.
После на заднем дворе,
если бы мог керосин обволочь
эту память, не поджигая,
он бы перевернул, вложил в капилляры.
[20]кадр засвечен наполовину
И цвет надломился, и измеритель прошёл.
[24]
Перенастроив: в соитии свёрнутых тел —
политическая обстановка, «как тебе этот фильм?»
Их скольжение стало незримей распада.
Скальпель назавтра завязнет в воздушном пунктире
и прекратит замещение речи.
Зеркало перелицует.
С отсветом тенисверив,
взгляд переходит в архив, к зрению подшивая
внутренней стороной листа.