Родился (2001) и живет в Риге. Поэт, художник, переводчик. Стихи переведены на латышский и польский языки. Публикации в периодике: журналы «Двоеточие», Textonly, Helikopter, «Текстъ», «Иностранная литература» (пер. А. Нейбарта), konTEKSTS; рижские альманахи ARS, Dzejas dienas, Punctum и др. В 2019 году вышел сборник на латышском языке «Скобки & комментарии». На данный момент имеет больше восьми гетеронимов аллонимов etc. Лонг-лист премии Аркадия Драгомощенко (2017). Участвовал в научной конференции, посвященной Серебряному веку в Вильнюсе. В 2019 году в Берлине участвовал в фестивале «Дирижабль» имени А. Парщикова. В настоящее время готовится к выходу сборник на русском языке (совместно с Петерисом Цедриньшем). Изучает русскую филологию.
Сопроводительное письмо номинатора Гали-Даны Зингер:
Стихи Василия Карасёва идеально соответствуют заданному организаторами премии АТД вектору поиска: это безусловно «поэзия, которая, в силу своей концептуальной сложности, редко попадает в поле зрения других премий и даже журналов», но не это определило мой окончательный выбор, а способность этих стихов удивлять.
Удивлять своей самостоятельностью и инаковостью и удивлять своей внятно заявленной связью с мировой поэзией (как говорится, всех времен и народов), удивлять своим стремлением к (вос)созданию мира во всей его полноте и пристальным вниманием к мельчайшим деталям конкретного пейзажа, удивлять своим упорным избеганием всех разработанных практик, стратегий и тактик и своей страстью к мифотворчеству, тягой к всеохватности — культур и языков (его тексты часто инкрустированы разнообразными вкраплениями — от египетских иероглифов, клинописи и греческих слов до строк и фрагментов на латышском и английском, на которых он тоже пишет стихи) и любовью к минималистическому жесту.
Василий не скрывает свои литературные привязанности и своих учителей, he wears his heart on his sleeve, что, как мы все знаем, изрядная редкость в литературном сообществе и достойно отдельного упоминания. При этом, встречая эпиграфы из Рокпельниса и Джойса, цитаты из Тракля и Драгомощенко, расслышав интонации Паунда, обнаружив кённинги или вспомнив при упоминании какао строчку из стихов ацтекского воина («Вот и допил я прекрасное какао»), читатель воспринимает это не как инородные влияния, но напротив, как бы включается, встраивается в очерченный поэтом круг любви и в переживаемый им круговорот истории.
Едва ли не более всего удивляет и радует в этих стихах их способность говорить о телесном за пределами перечня травм и желаний, и говорить о личном, не выпячивая его, сквозь интерес и внимание к миру. На мой взгляд, это настоящая философская поэзия, не вставляющая модные термины к месту и не к месту и не пытающаяся пересказывать последние тренды философии, но нащупывающая новые пути мысли по мере написания стихотворения, в том самом значении, в котором философской поэзией являются стихи Тютчева и Драгомощенко.
