Родился в 1992 году в Верхней Туре (Свердловская область). В настоящее время живет в Екатеринбурге. Закончил филологический факультет УрГПУ. Стихи публиковались в журналах «Воздух», «Новая юность», «Новая реальность» и др. Автор книги «Застывшая местность» (Екатеринбург: Полифем, 2015). Лонг-лист поэтической премии имени Евгения Туренко (2016).
Сопроводительное письмо номинатора Ивана Соколова:
Исходная ситуация, из которой работает поэт Александр Смирнов, как мне это представляется, — тотальная отчуждённость объектов реальности от (поэтической) речи. Ну то есть как мы тут все пишем стихи: садимся за блокнот / берёмся за смартфон в битком набитом трамвае / сочленяем какие-то когнитивные блоки в уме / картографируем некий ландшафт на грифельной — окей, уже не грифельной, пластиковой доске. Поэтические удачи отмеряются по степени «проникновения», проницания пишущего в некую глубину — «поймал», «ухватил», «вот это оно». Презумпция любого формата такой работы состоит в том, что описываемый опыт вообще интеллигибелен, что вот это или вот то слово так или иначе можно пригнать к каким-то кускам воображаемой или действительной реальности. Что есть некая свободно собой оперирующая инстанция, которая, летая над океанами бессознательного, или скользя по ленте Фейсбука, или наблюдая за возведением небоскрёба в скайлайне молодого плоского города, может найти какие-то цепочки означающих — пусть фрагментированные — которые бы так или иначе с этим были связаны. На худой конец, у этой презумпции всегда есть последний аргумент: но ведь у тебя есть тело, есть чувственная перцепция, ты же наверняка можешь вытащить из своего телесного опыта какую-то последнюю истину, ту, которую никому не оспорить, потому что она взращена, выкипячена, выстояна в твоей лимфе, в мочевыделениях, в секундах экстаза при соприкосновении с другими носителями телесной истины.
Проблема — и огромное преимущество — Александра Смирнова в том, что он очень быстро сообразил, что это так не работает — тем более после освенцима цифровых медиа. Что слово «клещ» не имеет никакого отношения к всё тело переворачивающему опыту укушенности заразным насекомым. В принципе, тем, кто читает книги, когда-то о чём-то подобном рассказал Фердинанд де Соссюр, но дело совсем не в том, что четыре кириллических буквы не отражают ни пакостный звуковой облик самого слова, ни силуэт членистоногого зверя. Клещность заглавия соответствующего стихотворения из номинируемой подборки не работает ни с символикой архетипического отношения к паразитам, накопленной многовековой историей поэзии, ни с абстрактным опытом ужаса/отвращения, ни со словом-как-таковым. Этот клещ, подмявший под себя всё пространство заглавия, скорее некое предупреждение, апертура сбоя, первый из острых углов, о которые дальше в каждой строке будет разбиваться поэтическое.
Открытость опыту неинтеллигибельности собственного опыта, откровенное признание того, что «действительность не закончить» не проходят бесследно для поэтического субъекта. Раз за разом вынужденный наталкиваться на то, что слова отклеиваются не только от референтов, но и от поэтических строк, куда, казалось, вроде бы плотно их вогнал, субъект поэзии Смирнова мечется в распределённости языка. Ухватишься за троп — а в нём силлогическая пробоина, как то прободение, которое захватывает конец стихотворения со знаковым заголовком «Подобие». Выйдешь к действительно тебя окружающему ландшафту — а в нём чёрт-те что, каша какая-то, «метель сквозь берёзы», и думаешь — это вообще что, это «про что»? Примешься, наконец, за последнюю доступную тебе данность, от которой уже не отступиться, всё-таки вот моя личная память о детстве, а вот конкретнее — горло, вот они мышцы, вот она повышенная температура воспалённого организма, — реальные сигнатуры тела, пусть и разрезанные на куски, как у старших товарищей по цеху, — но есть же они. Но и последний предел уже давно разорвало от напора времени. Опыт тела и опыт письма настолько прочно прошили друг друга, что соседом «челюсти» может быть только «алфавит». «Живот», «вдох», «скелет» — всё насквозь прописано нечеловеческим «почерком» языка. Открытие Смирнова внутри этой реальности поэтического опустошения заключается не в том, что тело его субъекта разодрано в крошево («пассажир вперемешку»), и не в том, что язык его субъекта отслаивается от последних опор морфологии (даже мой бедный текстовый редактор подчёркивает «кроме она» и «от они») — а в том, что между первым и вторым нет прямых отношений взаимозависимости. Если грубо говоря, — в поэзии Смирнова наконец испускает дух идея поэтической длительности. Жизнь тела как связного континуума, существование языка как органицистского целого и, самое главное, циклы семиозиса, всё время старающегося прикрепить одно к другому, — всё это больше не завязано на длении лирического времени. У Смирнова b не является продолжением a, последующее не вытекает из предыдущего, то, что может показаться аккуратными потоками в его работе «Диктант», на деле оборачивается пучком окровавленных сингулярностей, то и дело перепроникающих себя.
Как с этим работать, совершенно непонятно. Судя по всему, сам автор в своём письме выстраивает попеременную стратегию то сжатого стоицизма поэтического усилия, то рассредоточенно выстреливающего аффекта. Аффект этот тоже не до конца принадлежит ему самому, порой он, похоже, уже начинает просто сам собой сочиться из щелей пространства, но даже в этих случаях поэт не прибегает к простым средствам защиты, выработанным предыдущими поколениями. Памятуя и о том, откуда, на какой географической почве произрос этот субверсивный росток, я считаю, что его поэтическая практика достойна самого пристального внимания экспертов Премии Аркадия Драгомощенко. В поэзии Александра Смирнова я вижу самоотверженную работу по осмыслению того, что осмысленным быть не может, и уважаю его за то, что лёгких путей он не ищет: «не надо представлять открыто среди общего представление уже гербарий».
Подборка номинируемых текстов:
***
1
ладонь журнала рябит
зачёркнутый стол
провожает чертёж себяминутности
от причины
биография шума
олицетворяя горячие занозы настоящего
в пробелах метафоры
2
точка иглы замурована в своё воображение
неуместный врач инороден в скорби
упрятав от логики zoom и субъект часоруба-фотографа
голые валенки греются
на батарее в поиске попутчика
3
число нас гниёт
в спелом плоду пустоты
немыслимая ртуть в градуснике минус
и тавтология
привязанность к другому воспоминанию
КЛЕЩ
1
подушка равнодушна состоит из глубины лица,
лишнего эхо. самолет между,
сочинит длину ранения
из текста на подоконнике; я определённо он,
существую ему западную половину;
зачем гладить мокрую простынь в бесцветную ночь/?
шторы качаются в молекулах дыма через
ненависть и день рожденья просто где лето в полный кашель
находится как ливень на цыпочках правописания;
обличие жмурится правдоподобно
и указано кожа (словосочетание,
2
обморок белья, забинтованное железо), непроводящий жар заката;
/аборт от сирены слитно сидит на полу до спокойной ночи/
течение пизды за вдохновением ампуллярии
вскользь сложные связки, водоросли, отречения объёма;
надувается на живом пу зырь.
В
ыстрел попросить чему короста карандаша фыркает
и мука голоса не умеет морщинки;
согласные шутят на чёрный цвет где умер мой чай и я «кавычки» сравнение после
материи —
повестка священника об одном. цветок, пятно красных лыж —
поражение математики/
(автор)
смыкает линии остановки, и опять утюг поскольку рука —
мозг в углу леса сопротивляется и помещение такое держит курок;
на станции газеты
пассажир вперемешку без сознания скульптуры;
3
перед разночтением собыватель
на странице темно доживает сердце
что неугодно писать
почему мне кажется неправильно знать интервал
обыск опрокинутых фигур в частотах стихотворения
где окончательно вращение пластинки
потому что запись случайных знаков
когда думал зачем смешно
тяжелеет расстройство пули
/
посылка сравнения закрыта
как и действительность не закончить
от неизвестной скуки в затылке запонимания
***
синее яблоко
постигает несовершеннолетний прыжок
стационарный пожар чист на сквозняке совести вещей
северный огород дежурит астму
где дети не умеют себе расти
обсуждения запнувшихся столбов на ходу истолковывают выводящие сутки
в предыдущем тексте:
ослепительная пытка подлежащего когда компас вывернут
сахарный почерк горит
но перевозит мой сигматический скелет
(от)вернись как география на карту
ДИКТАНТ
***
Наполовину эпизод — треск — на первый раз доказательство; приплывает в самом себе (перед) насморком, одно фразы; кроме она, затем
перечисление, можно форма заикания повсюду удержать, ага;
полностью ты, ещё совсем от части до.чь, чуть ли ма.ть в смысле за зеркалом, хотя разбито бы думалось «ау» (этого усталого, вроде, произношения до
отражения испугать); много родиться на физиологию и подтвердить распад два;
полагаю, дверь и окно не работают в достоверности гвоздя, когда зря решил запастись адрес и привет;
горизонтальный шум за пазухой карниза не отделим от они; будут селения слишком прилагательные; вместо хватит вновь, чтобы другой аминь;
***
сегодня понедельник вторник среда четверг пятница суббота воскресенье ещё февраль комната существует ребёнок нет комната не вижу воздух тебе
не надо рисовать снег что тебе снег холодно как смотреть в темноте я отказываюсь в темноте глаз сейчас потому невзрачно сон в туловище я могу ошибаться живот словами глубокий ложусь в живот без погоды
ты был прав на улице земля деревья деревья хрустят стеклом стекло жидкость за стеклом деревья птица крошится целиком фиолетовый ветер кожура
лица ветер большое слово как ты или ты когда (из носа идёт кровь) (кровеносная система)
страшно всего за меня прибыть отстоять от ног прибытие трещина голоса у нескольких человек звонок помещение стоит в помещении за К. рюкзак
одинаковая пустота собирается до крупиц в коридорах ускользает нога приводит несколько раз не только как говорил совпадение букв ведут без равновесия фонарей где я отвернусь ближе забыть перемещение из меня и тут лежат листья возникают портреты разглядеть но остальное зачем и что автопортрет прыжок с места земля
***
пишу: просыпается маленький человек: я мать видел я черновик глухонемой в центре тяжести (её) луч пытается в закрытых шторках показать о тебе
после меня бессонница позволяет меньше солнце изображение оказаться язык не думалось многозначный висок таять осталось толкование
сухожилия писать вокруг белизна в неподвижном зрении пороха
***
запоминаем класс на много часов есть в этом ответственность скорее всего это нарочно скорее всего случайно я не думаю так я переменчиво думаю
так я надеюсь на забывчивость свою
в кабинете пишите дорога метель сквозь берёзы в нас метель через километры ушей красная строка К. вспоминает в разлуке тело которое тело сказал
А. которое тело А. когда самое когда сказать когда не моё имя и умереть в школе красиво
пятый класс диктант без пунктуации без них я без них при этом предложения существа повторите начало тетрадь подождите вывих наоборот к
батарее греть в транскрипции пепельницы по длине костей сложилось повторить бездетный камень сам слово вытянет челюсть раньше алфавит физическое молчать слово каждый день человек как каждый день человек
***
На каждое наличие кто машет за выражением пешехода, приняв за тобой конечность, расположение аптеки; задеть керамический фон и кровоподтёк
растения, и лично исписать то; решение своя перхоть является беда; цикл и меня. на глубине обоев испарять (и авторучка запишет зачем стена); жестикулирует Он в прихожей свидетеля.
Перед описанием различия (около шкафа с посудой), отболев пыль родителей. Спекулятивно и от абзаца (следы ягод), заново какой нарост
выздоровел в мёртвый кинотеатр, где идея артерии по швам. Беглец раскиданного горла с внешним видом на опухоль пейзажа расчувствовался ресницами в упор, если пересмотреть;
***
происходящие вероятно проходящие в стилистическом прощании сочинить вероятность не сочинить охлаждение но лестница сколько туда цифр не
скажу затылок за голову минуты рядом уже не заметить
трогательная середина повернуться но записка пугает как сравнение близко разорвать предположим руками ткань бледный лист маленькое живое
комара рыбу мышонка но не надо представлять открыто среди общего представление уже гербарий
***
Прямой снегопад сформулирован однозначно; о ком нисколько туда распространённо тлеть. Акустика достаточно в мышцах читателя до ощущения
картона. (Жертва ебёт жертву, без черт лица чего).
Теряется середина, потому что заметает снимок и кислород в сугробе. Так в грядущем, нужно запомнить, не моргнуть.
Веко к веку прижимается навстречу тут. (Рыхлый вдох скрючивается в аритмию гражданина).
ПРЯМОЛИНЕЙНАЯ НАРУЖНОСТЬ
1
вопросительное сужение света
в проходное прохождение немноты
врозь сам собой записывая
отрезанные силуэты ножницами стёртых зрачков
стены тесно и фрагментально шепчут
на замкнутом наречии
древесное роптание углов —
прах, рассыпающийся в воде
компенсирует сердечную недосказанность
и воскрешает поимённо смерть в каждом
2
опечатка
будто вычеркнутое имя
глотает
исчерпаемость звуков истлевших в миг произношения
теплотрасса памяти длинней
в своей конечности, а неповторимость тел
приводит к исходу как избыток
информационной крови
перефразируя смертность
в «комплекс услуг по ремонту настоящего»
3
затрачивая цветовую пластичность зрительных сосудов
в соединительном процессе с субъектами
кульминация анатомии трескается
как железо в мороз
отслеживая отсвет местоимения души
дыша в зарытый вход голоса
связывая бестелесность
дыхательного сна тьмы
просвечивая
через перепонки слагаемого
простуженное устройство здоровья плоти
понимание чрезвычайной осторожности
кровоточит религией
осознание
запекается мышиной тишиной
как космической почвой Рая
4
форточка всасывает кислородную отрывочность
хлебные голоса съедают сырые вопросы
ветер — млекопитающее стужи
мокнет от разложения солнца
и выгорает зимняя его маскировка
практичные дни лопаются
в аспирации календаря
меня изначально исключает наружность
***
исповедь осуждена громкостью
низкого горла алфавита
крайняя письменность постоянного
приравнивается со скоростью слуха
вниманием в отменённом «я»
не успевая возвратиться
не возвратиться успевая
к пересечению остатка кем
ПОДОБИЕ
запинаться на рисунке представлением шеи в детском саду глухоты
телеграмму в женщине календарь поэтому через настоящее вариант температуры
посреди ветвей дыхания описание пурпурного колокола
монумент улыбки наоборот ткань отложное изнасилование подснежника
нахуй артикуляция лужи только перевод целого волосы
больше чем корректура о упоминании достопримечательности взрыва травы
сенокос это обрывок из носителя спустя откровения когда четкость
и вдаль ты прижигает начало как вид жеста умирает любопытно спина на велосипеде
;
плоть говорил стиральный порошок я на пороге половик забыл человеческим муха
заживает на подоконнике ебливые частицы условно жир противоположный угол наклона
лампочки и моя связь между вспышка кожи да предлог вверх грустно отличить как
скучный на гашиш Лермонтов впрочем хуево учесть сожжение детского организма но
состояние движения картины
здесь череп под высотой вчера\
в количестве восторг белого поля бегают внутри ежа впечатления как кефир смотрит ночь
перед сахаром пиджак приглашает в изгнание послевоенного паспорта в качестве дыма
ширина паузы печь по слогам крест на крест пищевод искать документы —
|
подразумеваю
|
не
|
уходить
|
назад
|
|
блокада
|
объявления
|
на
|
школьной
|
доске
|
памяти
|
|
кругом
|
месяцы
|
в
|
холмах
|
|
передавая
|
собакам
|
дискретный
|
сигнал
|
|
мысль
|
упрямо
|
о
|
воздухе
|
тычется
|
|
в
|
многозначный
|
висок
|
|
улицы
|
|
бегают
|
по
|
фамилиям
|
|
на
|
свободе
|
|
будильник
|
и
|
голодовка
|
|
до
|
при
|
хода
|
до
|
ма
|
предупреждает
|
| неуклюжий ожог на предмет наличия |
ПРОТОКОЛ
через движения железа пишутся пропущенные комментарии шагов
прово́дка безмятежной бумаги сжигает написанный воздух букв
подожди меня —
за моим надиктованным продолжением в подкожной карусели
куда помнить тебя как зима тонкие разрезы капель и гололёд пальцев?
самоопределение пресекает неровную как облако чужбину меня
рабочие кирпичи размножают высоту вчерась
узловатые преступления спины изнемогают от хлопка́ ушей
кровь немедленно беременеет мыслями
180 ГРАДУСОВ
Возникающий (иногда) кто-то, возможно охранник:
Материальное радио, мне не хватит старость!
Перечень и плесень событий просачиваются через домашние растения.
Почему в усилиях уменьшаетесь отдалённо,
если вы живёте в рождении, на письмах, в которых веки на изгибе.
Правительство копает варенье на углу забытой плоти.
Вопрос не состоялся на уровне огня. Что не делать наоборот?
6 утра. В глянцево-тихой квартире сидят несколько людей по обвинению. Квадратные
лампы особенно качаются над людьми.
Люди сидят в белых сапогах в тёплой чёрной одежде, изредка переговариваясь друг с
другом.
Канеев:
Яблоко ешь. И не заводи хор детей и будь уходительным.
Что ни делай, давай ещё зажжём фейерверк прямо около нас.
(трогая свою кожу на виске)
Татарин, где твое забытое в снег ебало?
Вот думать начинаю о моём преступлении и как-то хмурое утро на лице становится.
Хотя я не возражаю, и не возвращаюсь,
как воздушный шарик, на отражение.
НО переживание
моё смеется в меня.
Катаев:
Я не образец смерти, но меня убьют. Я к тому, что мы с тобой не причины ума, а хуёвые
приверженцы к гражданству.
Приспособление к переменам через ночь научно, как холод греться.
Может, дадут жениться на предмете? — Я бы выбрал любое барахло.
Пошли, покурим равнодушными мёртвыми.