Полное имя — Ксения София Елизавета Николаевна Камилл. Родилась в 2003 году в Санкт-Петербурге. Жила в Австрии, Украине, Швеции и Казахстане, с 2018 года живёт в СПб. В 2019 поступила в РГИСИ на курс А. Б. Исакова. Училась в Школе нового кино. В 2020 году перевелась в СПбГУ на факультет Свободных искусств. Участвовала в двух Фестивалях верлибра (2017, 2018), 13-м фестивале Новых поэтов (2018), фестивалях «Перо и шпага» (2019), «Джазоэтри» на Пушкинской, 10 (2019) и др. Публиковалась в журналах «Контекст», «Носорог», Ponton, «Двоеточие», альманахе «Артикуляция», на сетевых платформах adebiportal.kz, Syg.ma и др. В 2019 году вошла в лонг-лист Премии Аркадия Драгомощенко. Пишет стихи и прозу на русском и шведском языках. Занимается художественным переводом. Перевела на шведский и опубликовала небольшую антологию молодых поэтов из Санкт-Петербурга в журнале Ponton, в котором является одним из редакторов. Член редакторского совета журнала «Ф-письмо».

 

Сопроводительное письмо Станислава Снытко:

 

Проверка на летучесть (О стихах Софии Камилл)

 

Большая часть стихотворений Софии Камилл написана на русском и шведском языках, в отдельных текстах встречаются вставки на немецком, английском, казахском и украинском. Иногда стихотворение представляет собой автоперевод со шведского, но чаще тексты пишутся на русском (или на нескольких языках) напрямую.

Многоязычие Софии Камилл — особый случай. Его генезис не связан ни с иммиграцией из СССР (пример, скажем, Евгения Осташевского, вживляющего в свои англоязычные стихи фрагменты на русском и немецком), ни с отступлением советской империи — и «промежуточным» многоязычием выходцев с постсоветского пространства (один из самых заметных поэтов с подобным бэкграундом — Александр Авербух, пишущий на русском и украинском). Судя по формальной биографии Софии Камилл, её семья никуда не иммигрировала в собственном смысле слова, а двуязычие в данном случае — продукт номадического образа жизни, пронизывающего как постсоветское пространство, так и объединённую Европу (причём направление миграций не подчиняется привычному вектору с Востока на Запад). Поэтому в текстах Софии Камилл почти не найти следов драматического отталкивания-притяжения к Большой Исторической Родине или запутанных отношений с родиной новой.

Во многом это развязывает руки поэтессе, освобождая от «роковых» вопросов «невозможной» идентичности, амбивалентных отношений со своим-чужим социумом, непроработанных исторических травм — словом, того комплекса проблем и тем, которые присущи многим дву- или полиязычным поэтам, связанным с пространством бывшего Советского Союза. Скандинавские тролли у Камилл соседствуют с брутальными типами, ловившими рыбу в мутной воде русских 90-х, но их соседство мирное — одних легко принять за других.

Отсюда и подход поэтессы к языку. Она не столько вслушивается в язык(и) или стремится к их невозможному синтезу, проверяя один язык на прочность с помощью другого («tot yazik nemoj / no on moj», — пишет Камилл), сколько скользит по различным его/их плоскостям в расчёте на спонтанные открытия и мгновенные вспышки поэтической выразительности. Очень многое здесь определяется непосредственным звучанием текста, его восприятием на слух: положение, казалось бы, классическое, но сегодня требующее особой звуковой настройки и достаточной выдержки для того, чтобы не удариться в штампы и отбирать комбинации «сыроватые», лишь предвкушающие эвфонию.

Разумеется, по этим текстам (я сужу по корпусу стихов, из которых не все, конечно, удалось включить в подборку) очевидно, что мы имеем дело с поэтикой в становлении, в активном поиске собственных звукосочетаний и смысловых ракурсов. Иногда встречаются эротические зарисовки, продиктованные желанием уместить чувственный опыт в «раковину слуха» (и напоминающие мне о текстах другого международно-петербургского автора, Никиты Миронова, преждевременно оставившего поэтическую сцену), иногда — бытовые зарисовки в абсурдистском стиле Роя Андерссона или городские эскизы с яркой сюрреалистической, но в то же время сдержанной образностью, знакомой читателям ленинградской неподцензурной поэзии со времён Геннадия Алексеева. Но особое внимание хотелось бы обратить на значение вещи — это, быть может, самое «шведское» в текстах Софии Камилл, вдохновлённых прежде всего чтением шведской, а не русской поэзии.

«…они всегда знали о могуществе вещей», — пишет шведский поэт Леннарт Шёгрен (в пер. С. Грач и А. Прокопьева). Героиню шведской поэтессы Иды Линде, составляющую своего рода поэтическое завещание, интересуют два вопроса: что после её смерти произойдёт с грязным бельём и куда денутся продукты из её холодильника. Вещи в новой шведской поэзии не столько обрамляют человека, сколько конституируют его, служа питательным субстратом для современной идентичности. Но дело не в бездушии человека и не в модном стремлении примерить точку зрения космической пыли, ведь вещи не повторяют нас (как стулья в доме Собакевича) и не сводятся к господствующим условиям производства. Они провоцируют, управляют нами, предают, соблазняют и приносят себя в жертву. София Камилл не случайно посвятила один из ранних текстов, написанных на шведском, памяти Ингвара Кампрада — основателя знаменитого вещевого магазина-лабиринта. Дело не в обществе потребления, а в том, что критика его основ (сама по себе нелишняя) воспринимается в литературной среде как табу на прикосновение к вещи, негласный запрет присматриваться к миру и детализировать его материальную оснастку, и этот запрет Камилл мягко отклоняет. Вещи в её стихах сдвинуты на второй план, но всегда присутствуют: её героиня обитает не столько в разных местах, сколько на окраинах различных вещей. Она словно бы вступает в лукавый сговор с предметами, образующими жизненный мир европейского горожанина, и этот сговор не случайно настораживает нас: он прямо противоречит традиционной безбытности отечественной интеллигенции, впадающей в ступор при слове «кетчуп».

Можно было бы заметить, что уязвимое место подобного подхода — его  принципиальная «беспроблемность» (не считать же переход территории нынешнего Петербурга от шведов к русским в XVIII веке глубокой исторической травмой, требующей поэтической «проработки»). По большому счёту наиболее общий вопрос, который ставит формирующаяся на наших глазах поэтика Софии Камилл, — считаем ли мы сегодняшнюю русскую (русскоязычную) поэзию европейской, в широком смысле этого слова, и если всё же считаем, то какое место в нашем коллективном сознании занимает презумпция собственной исключительности, со всеми её побочными результатами (такими, например, как хронический дефицит переводов современной европейской — да и не только — поэзии)?

 

Подборка номинируемых текстов:

 

 

* * *

Ужин

и текст
приготовлен из песто

я знаю
что ем добровольно

я знаю
что ем
что я есть

я уже не могу по
пальцам пересчитать
случаи своего самоедства

так я себя строю
собою усваиваю
свою пищевую ценность

я плохо пахну —
плохо окружению
округлы очертания столов
учти, ведь я готова
на снижение
пойти
за твой улов

Мне пересчитали косточки на улице
Я посчитала косточки на курице

Bordsdekorationer

А роза упала на розу
а роза цветёт в целлюлозе

min ätt förvarar
ättika i bukskåp

мне предложили
ввести в себя устрицу
как способ контрацепции
и пенетрации
одновременно

это просто
даже если Вы используете
устрицу впервые

Вымойте руки
Возьмите устрицу двумя руками,
поверните верхнюю и нижнюю часть раковины
в направлениях,
указанных волной

Осторожно раздвиньте половые губы
свободной рукой

Расслабьтесь

как можно глубже
сопротивление само изменит направление

Вымойте руки

jag väljer kärleksfullt ut tomater

ма,
если ты меня съешь
я попаду обратно в утробу?

när jag äter
repeteras döden

ем,
репетирую смерть

tack för maten
sa piraten
jag ska inte lista
platser jag åt på
ät
åt
åtrå

jag smakade på råa rådjur
i förrgår
min magtrakt färjades
i gröna svenska skogar
en gyllenbrun grymhet
grym hårdhet
köttet var hårt
och segt
och spänstigt
man skulle kunna spela tennis
och hoppa studsmatta
på köttet

моё мясо
жёстко вязко
упруго

им можно играть в бадминтон
на нём можно прыгать как на батуте

включаю себя
в кухонное рабство

хочу готовить себя
каждый день
к каждому дню

Шепчет тихо аппетит
сыт-сыт-сыт-сыт

 

* * *

В нашей квартире как в тульском прянике всё тесно сбито
на столе на кухне толстой селёдкой жужжит телефон
на завтрак сухое молоко с сахаром
на улице через дорогу ходят стайками интеллектуалы
у них зеленые пальцы и на куртках написано «для любви всех полов»
им везде рады

 

* * *

лето превратило меня в
золотую рыбку
мои волосы выгорели и засияли
сама я стала прямее
в движениях
кажется, исчезают мои пластмассовые глаза
вместе с памятью
золотая рыбка превратила меня
в лето
мои волосы выпрямились и выгорели
сама я засияла и в пластмассовых глазах
кажется, исчезают мои движения
вместе с памятью
я сама превратила себя в
золотую рыбку
лето, кажется, ещё больше выпрямилось и выгорело
и мои пластмассовые глаза засияли
золотая рыбка исчезает
из памяти
с каждым движением

 

СТ. Л.[1]

1

не та станция за 67 км от других
там тролль — его ты встретишь, если в лес пойдешь пописать
гордый и одинокий
там ст. л. живут у костров и кормят друг друга из ч. л. озёрной водой

и мясопродуктами

везёт тому кто не вегетарианец —
его не съедят
и каждое «он» превращается в «но»

2

в городе где других
ст. л. в футболках — с текстами или без
например стоп гомостопы
они ничего не знают о купаниях за 67 км от
мест где луна мигает глазом, пялится зло, на занавеске висит
вокруг озера
где два голых тела плавают
боясь как бы нечто (большое ли малое щуплое ли хитрожопое)
их за зад не схватило за перед за волосы на лобке

3

а посередине живёт ст. л. малых и маленьких троллей — не причисленных
знакомство с которыми сводишь после пары стаканов водки
если сам не пил ничего крепче колы-зеро
и они говорят о жизни в тюрьмах
о том что взяли/чего не брали в 90-е годы
тогда всё было розовым красным чёрным — другим
тогда луна за углом никогда не светила

 

* * *

деревья обклеены обоями из мха
bratya было двое, и я чуть не обделалась от их тёмной кожи, ломающихся голосов
и гравия, которым они стреляли из-под подошв мне в лицо,
портя свитер, покрытый гусиной кожей дождя
один из них цедит сквозь зубы
— ты не сильнее моей кошки
и вечер продолжает сверкать, как жирный навозный жук

 

* * *

Всё что написано в интернете — неправда
Все карты смазаны в разные стороны
Мы ходим, периодически трогаем друг друга за карманы
проверяя наличие пропавших предметов
ты знаешь, как трудно что-нибудь потерять
в этой крепко сбитой толпе
полпляски осталось до отеля
лепечешь что-то рот ко рту
как будто ртом я слышу
тебя ближе
боишься — заражу
но
говоришь
гарцуешь языком
чтобы быстрее
вела тебя в неправильную сторону
Как-то ты мной сказала
как чревовещатель:
Кто девушку кушает
Тот её и танцует
но ты меня не кушаешь
скорее лепишь из животных складок
человека
перебираешь пальцем и вычесываешь шишки с головы
я тебя пью
ты невротик
я твой нервотрёп
и ты трепещешь
трогаешь
и восторгаешь
а я твоим восторгом вою

 

”«1 (2)»”

I

митт дуббла спрок
мин оппна крубба
ен улест

бар

ок oппен
странд и рёттер

moj dvoinoj yazik
åtkryttyje yasli
ne prochten
no prost
åtkrytij
skrytij
s kornevoj sistemoj

II

roditeli moyego yazika

rådily drugih
razdariv im chuzhoe zvuchanije

tyanutsa drug k drugu
v vågonah vyezhajut
i vozyatsja —
vagabondy

vystupajut vvide svidetelej
gibeli semejstva

padeniya
kak oni padali

nedoymenno
myagko
kak perja

митт спрокс фёрельдрар
фёредрар андра
фёредрар летен

драс мот варандра
и вагнар вандранде вагабондер
до висас

виттнен ав
фамильен ок фаллет
дерас фалл
хюр дом флёг ок фёлль нер

ундранде
мйюкт
сом фйедрар

III

“prigovor”/ «дум»

примеряю два языка
jag tar prov på språk
снимаю как платья
tar av dem som klänningar

снимаю мерки
tar alla mätningar
лицемерки
hycklar

и как лицо проступает
och ansikten framträder
льётся
i flödet
речь
tal träs över tyg

мирятся на мизинцах
försonas på lillfingrar

страны в мизерном мире
länder i en liten värld

митт спрок ер стумт
мен йаг ер десс мун

tot yazik nemoj
no on moj

 

* * *

мне было ссыкотно на Иссык-Куле
меня ели волки, рябчики, сокол
я ела волчиков, рябок, сокла
мне отсыпали на Иссык-Куле
мёртвые горстки
зелёных листочков
я отсекала на Иссык-Куле
тихие ряби на ломкой воде
всё отсыхало на Иссык-Куле
то, что отсохло — на бересте

 

* * *

Смерть смехом

А Новый год стоит всем своим весом
Неловким смехом

Он не встаёт под
люд, и люб мне этот лоб
И ладно ладаном несёт из коридора

Под смехом встанет смертью
подвеска, булочка, булавка

мне нужен этот лаский люд
ласкающий, висящий
Мелкий, смертный
звеньчит

Там грудь навесом
Весом прижимает к новогоднему столу
где скатерть, как визитка принимает
телефоны

и принимает мой удар
И перегар

Мой Новый год
Мой гонорар за этот год
Мой голод добрый

 

Act 3 Scene 7

я на твоих глазах оставлю след
я на твои глаза поставлю ногу
и освящённый мир со всех сторон
блеснёт пустым пространством инородным

то, что воссоздано — открытый круг,
а что отторгнуто — в закрытых сценах
и как традиция, неполный Брук
останется в наполненном масштабе

 

* * *

особенно весной
когда весь город
так несправедливо холоден
растут дома и солнце над домами
и каждый день увидит больше дня
и я
проснусь под звуки льда
и сквозь сон увижу
как выметает дворник
машины через арку

 

* * *

на набережной расставили скульптуры
со сроком годности до сентября

 

* * *

ваши овцы
настолько кротки
от много бога
до многа мало
от моногама
до гаммы
ваши овцы
настолько кротки
что кусают людей
за глотки

 

Ребёнку, которого я рассеянно поковыряла пальцем

Я в полном согласии со всем что на столе
Я хочу встретиться с тобой и поцеловать в лоб твоего ребёнка
Я предпочту быть облёванной его отрыжкой
Я желаю твоему ребёнку всего наилучшего
Я бы хотела чтоб его паспорт был ему к лицу

Я пишу текст в котором каждое предложение начинается с «я»
Я отдаю себе отчёт в том что такая структура произведения приведёт к откровенно

субъективному и эгоцентричному результату

Я думаю что это можно компенсировать работой с языком если им орудовать ловко как

отвёрткой

Я с радостью поиграю в шведскую постгуманистически настроенную поэзию
Я предлагаю альтернативную трактовку телу текста
«Я» в каждом предложении вербально высказывается от лица других суб-объектов,

выходящих за рамки моего опыта как реального агента тексто-тела

Я например могу заявить что высказываюсь с позиции твоего ребёнка
Я могу вербализовать его когнитивные попытки коммуникации со мной не обращаясь к

приёму звукоподражания хоть это возможно самый простой выход из положения

Я чувствую как мой язык наполняется костным мозгом
Я наверное очень боюсь этого карапуза
Я думаю тебе следует принять во внимание что изначально я хотела посвятить это твоему

ребёнку

Я думаю что главное — намерение
Я стараюсь как могу хоть роль ребёнка здесь и не выходит за рамки стимула для письма
Я хотела бы мимикрировать в грудничка чтобы плюнуть на эту красную нить которую мы

назвали языком между моей щербинкой и твоими чистыми холодными губами

Я обнаружила что слово «rappakalja» не является ни блюдом вроде солянки

ни синонимом эзопову языку

Я думаю оно описывает речь ребёнка пока у него ещё нет слов чтобы прикрыть

отсутствие мысли

 

P Y C C K O R 3 ь1 4 H ь1 U W n u o H

нас было пятеро
мы регулярно встречались и
передавали друг другу портфели
сменяя ритм и направления
резче фокусников

нам было тяжело передавать чемоданы
каждый понимал
что предаёт
не только родину / то ли не родину
но и язык / и только язык

наш язык был толстым
туго переворачивался в ротовой полости
пока ещё не был отрезан
от родины

поэтому мы издавали звуки:
..— -.— .-. -.—
•−−• • •−• • •−− −−− −•• −− −• • −− −−− −• •• −−−• • ••• −•− •• •−−− −−•• •− −−−− •• ••−• •−•
−−− •−− •− −• −• −•−− •−−− : E,tue Rfr ltkf Hf,jnf Rfr ltkf

gthtdjl vytvjybxtcrbq pfibahjdfyysq yf heccrbq: Убегу Как дела Работа Как дела

Перевод на русскую речь:

Я убегу
Я обязательно
Отсюда убегу
Как твои дела (как дети, семья, бабушка?
Я так скучаю по поднятой целине)
Ты меня прости,
работа, у меня работа, много
Я рою норы и не знаю, кто я — крот или подкопщик
Но подкупаю здешних добротой
Ещё раз: как твои дела?
люблю целую а ты детей и за меня не пейте

ich werde davonlaufen
Ich werde auf jeden Fall
Ich werde von hier weglaufen
Wie geht es dir (wie geht es dir Kinder, Samen, Oma?
Ich vermisse den jungfräulichen Boden so sehr)
Vergib mir
Arbeit, ich habe Arbeit, viel
Ich grabe Löcher und weiß nicht, wer ich bin — ein Maulwurf oder ein Bagger
Aber ich besteche die Menschen vor Ort mit Freundlichkeit
Noch einmal: Wie geht es dir?
Ich liebe es zu küssen und ihr Kinder und trinkt nicht für mich

я втечу
Я точно буду
Я втечу звідси
Як справи (як ви, діти, насіння, бабусю?
Я так сумую за цілиною)
Пробач мені
Робота, у мене є робота, багато
Я копаю нори і не знаю, хто я — крот чи екскаватор
Але я підкуповую місцевих людей доброзичливістю
Знову ж таки як справи?
Я люблю цілуватися з вами, діти, і не пийте за мене

Jag kommer att springa iväg
Det kommer jag definitivt att göra
Jag kommer härifrån
Hur mår du (hur mår du, barn, frön, mormor?
Jag saknar jungfrun)
förlåt mig
Arbeta, jag har ett jobb, mycket
Jag gräver hål och vet inte vem jag är — en mullvad eller en grävmaskin
Men jag muterar lokalbefolkningen med vänlighet
Återigen, hur mår du?
Jag älskar att kyssa er barn och drick inte för mig

Мен қашып кетемін
Мен мұны міндетті түрде жасаймын
Мен осы жерден келе жатырмын
Қалайсыз (қалайсыз, балалар, ұрпақтар, әже?
Мен қызды сағындым)
мені кешірші
Жұмыс, менің жұмысым бар, көп нәрсе
Мен шұңқырларды қазып, кім екенімді білмеймін — мең немесе экскаватор
Бірақ мен жергілікті тұрғындарды жылы шыраймен өзгертемін
Тағы да, қалайсың?
Мен сіздің балаларыңызды сүйіп, мен үшін ішпеймін

Я убегаю
Я обязательно сделаю это
Я иду отсюда
Как дела (дети, внуки, бабушка?)
Я скучал по девушке)
прости меня
Работаю, у меня есть работа, много
Я копаю ямы и не знаю кто я — крот или экскаватор
Но я тепло изменю местных
Как ты снова?
Я люблю твоих детей и не пью за меня

нас было пятеро
мы регулярно встречались и
передавали друг другу портфели
сменяя ритм и направления
резче фокусников

нам было тяжело передавать чемоданы
каждый понимал
что предаёт
не только родину / то ли не родину
но и язык / и только язык

наш язык был толстым
туго переворачивался в ротовой полости
пока ещё не был отрезан

 

 

_______________________________

[1] ст. л. = столько людей = столовых ложек