Родилась в 1993 году в Пензе. Публиковала стихи в печатных и онлайн-журналах «Волга», «Артикуляция», «Ф-письмо», на сайте «Полутона».
Сопроводительное письмо Оксаны Васякиной:
Софию Амирову можно сравнить с блуждающим небесным телом. Она автономна относительно литературных сообществ и групп. Здесь можно привести хотя бы тот факт, что она пишет довольно давно, но только в этом году подала свою подборку на премию Аркадия Драгомощенко. При всей своей независимости, Амирова качественно выделяется на карте молодой поэзии.
Голос Амировой кажется тихим и прозрачным. Мотив мерцания — в первую очередь, в диджитал пространстве — один из главных мотивов её стихотворений. Во время прочтения её тексты рождают отчётливый звук. И этот звук я бы сравнила с мелодиями популярных песен, в шуме которых мы живём, под аккомпанемент которых мы едем в маршрутках и стоим в очередях в супермаркетах. Я прошу жюри обратить внимание на редкую способность этих стихов стремиться к мелодичности и простоте.
Амирова присвоила образ популярной музыки, инфантильных объектов и бьюти-практик и сделала их частью своей поэтики, переозначив их как код чувственного. В одном стихотворении, не вошедшем в подборку, Амирова пишет: «иногда любовь — это шальная песенка из маршрутки…».
Атрибуты, которые присутствуют в письме Амировой, часто используются в феминистском дискурсе, практиках эмпауэрмента и освобождения своего выбора, а так же — для возвращения ценности образам и практикам, означенным как феминные и оценённые в культуре как несерьёзные, второстепенные. В стихах Софии Амировой надтреснутая пудреница становится важной частью мира субъектки, она, утратив свою функциональность, приобретает значение важного объекта: потому что хранит память. А мятная жвачка — это вкус лета, в которое умер отец. Здесь нет «бесполезного хлама и мусора»: глиттер, блёстки на боди, фильмы и переписки в телефоне, — всё это важные вещи, которые составляют жизнь и поют о ней.
И теперь я лежу на берегу
на своей разломанной деревянной спине
у меня теперь только две руки
согнутые пополам как у бумажной куклы
И куча нарядов для вырезания,
полный игровой набор
я раздам его поиграть своим подругам
это мои стихи
это мой опыт
и я буду делать с ним всё, что хочу.
Стихи Амировой — редкий образчик интимной феминистской поэзии. В представленной подборке стихотворения посвящены нежной женской дружбе, любви к старшей родственнице и изучению/раскрытию собственной сексуальности. Здесь нет трагического надрыва, но есть песенность и меланхолический мотив, на который ложится история женщины. Женщины — дочери мишарского татарина, внутренней мигрантки; женщины, выстраивающей родственные и эмоциональные связи.
В стихах из этой подборки тема происхождения только намечена, она поднимается исключительно в ритуальном контексте. И я очень жду, что диалог с религией, этническим сообществом и идентичностью в будущем станут одной из важных тем поэзии Амировой.
Я искренне надеюсь на то, что жюри оценит эти тексты и согласится со мной в том, что София Амирова достойна премии Аркадия Драгомощенко. Нам не хватает такой поэзии, нам не хватает слышимости голоса Софии Амировой и видимости опыта, представленного в её стихах.
Подборка номинируемых текстов:
+ + +
Написала большое эмоциональное письмо приятелю
И не получила ответа.
Записала голосовое сообщение для лучшего друга,
Но он его ещё не успел прослушать.
Зато получила такое сообщение:
«Здравствуйте!
Спасибо, мы получили Вашу подборку.
С уважением, премия А. Драгомощенко»
От: Никита Сунгатов
И спам от таролога Лилии:
«София, меня зовут Лилия Милон. Я таролог с 20-летним опытом.
А ещё у меня очень развита интуиция.
В сумме это помогает распутывать даже самые сложные ситуации.
С помощью Таро я посмотрела для вас прогноз на следующую неделю.
Вам выпал «Рыцарь Пентаклей»!
Это означает, что рядом с вами надёжный человек, которому можно доверять.
Но не торопите Вселенную.
Я буду рада помочь вам найти в себе ресурс,
Проще говоря,
Источник вашей жизненной силы»
Что если вы ошиблись, уважаемые Лилия и Никита?
Что если ошиблась я, дорогие Саша и Влад?
Наши письма промокли в почтовой сумке убитого почтальона
Поплыли курсивом прочь наши слова.
+ + +
как будто внутри меня пустота
или сказать так:
внутри меня огромная пустота.
я пытаюсь наполнить её
я пью молоко кофе и алкоголь
встречаюсь со своим парнем
но и этого мне всегда мало
всегда хочется больше
какая пустая постель
из которой торчат подушки
это два необитаемых острова
смотрю на свою вагину
в круглое чёрное зеркальце
и вижу в ней пустоту
иногда она зовёт меня к любимому
иногда она горит и исходится алым так
словно вот-вот закончится
навсегда опустеет
пустота
когда я хочу ощутить её тяжесть
я много ем и работаю
я набиваю карманы —
карты кольцо зажигалка
сигареты помада ключ
но тяжесть —
это финансовая дыра
можно ли назвать себя нищенкой?
вчера я пила крафтовое пиво
а сегодня в моем кошельке только иконка Христа
мама говорит, что пустота
появилась, когда не стало отца
но это не так
ещё раньше —
когда случился первый инсульт
не когда мне сказали что это вич
и он никогда не встанет не заговорит
не в день смерти
и не в день похорон
на пустом татарском кладбище
куда женщинам вход воспрещён
я стояла немного поодаль
смотрела
как разверзается влажная чуть земля
пережёвывает и проглатывает моего отца
теперь, папа, и под тобой
чёрная пустота
+ + +
1.
Я хочу лежать с бабушкой в одной постели
пребывать в её большом и белом теле
где раскинуты груди на обе стороны —
а посередине равнина моего детского утешения
бабуууль
бабуууль
отражается голос от розовых стен
цветочных узоров
больше всего мне нравилось проводить с ней время в нашем розовом зале
раскладывать наш диван, чтобы не было тесно
когда гасится свет и остается только ночник в виде белой лилии
стены мягко касаются наших взглядов
хранят нас в своем розовом мешке до самого утра –
моего цвета мадженты
и её креветкового
бабуля ходила по дому в мягкой ночнушке
из-за повышенного давления ощущала всё время жар
иногда она просто лежала голой
оставаясь при этом более интересной собеседницей, чем некоторые одетые
её вены надувались как голубые змеи
и мне хотелось обняться, чтобы ей не было страшно
но она не боялась змей
2.
У меня кровь, это моя первая кровь
мое первое пятно распустилось на школьной юбке
бабуль, как правильнее замочить
какой водой её я смогу приручить?
А она: смотри, это моя кровь
у меня ведь уже была моя последняя кровь
посмотри со мной на брусничные тряпки,
а то одной мне страшно
и мы лежали ночами в нашей розовой комнате
когда становилось слишком жарко,
ходили в круглосуточный магазин за газировкой
пить и смотреть на длинный книжный стеллаж, стоящий напротив дивана
серия книг в сливовом переплете
дыхание с ароматом её любимого крюшона
По воскресеньям мы ходили не в церковь, а в библиотеку
ни разу не пропустили и не просрочили ни одной книги
так что мне разрешалось брать кое-что из взрослого зала
некоторые книги предоставляли для меня особенный интерес:
медицинские справочники и энциклопедии с пёстрыми иллюстрациями
красноватой матки с усиками фаллопиевых труб
онкологические заболевания там никогда не иллюстрировались
3.
Перед смертью бабушке уже не разрешали есть сладкое
и даже пить лимонад
но мы снова стали иногда лежать вместе в розовой комнате
и мне казалось, что если она умрёт, то весь мой мир взорвется
прольётся тревожной киноварью и сладким клубничным соком
то есть если она умрёт, то умру и я
ни за что не останусь одна
продавать квартиру
или жить в ней
обои менять
розовый цвет на белый.
+ + +
Если мы снова вместе
Мы — это не ты и я,
ты же понимаешь
Это обласканное солнцем,
прижатое к берегу
четырёхрукое с одной больной головой
это оно иногда просыпается ночью и плачет о своей родине
уехать из Пензы —
это как на закате проснуться с больной головой.
знаешь, когда я сплю,
мне никогда не снится этот маленький город
ни одна из его улиц
ни один из фонтанов и парков,
которых великое множество —
«самый зелёный город Поволжья»
так уже никто не говорит
так, наверное, говорят только те, кто давно уехал
Пройдись по Пензенскому краю
Когда он в зелень весь одет,
Когда черемуха купает в Суре свой ароматный цвет
Я на свободе, а ты — нет
когда я говорю это,
то между нами встаёт стена обожжённого цирка
я говорю это и трескается мозаика
лопается и бежит бисером по земле
сахар сахар сахар шерсть сахар
взрывы попкорна
и нет никакой свободы
есть только красное жерло арены
Если бы я не уехала, то я бы каждый день смотрела на эти черные головёшки
Ты говоришь, что цирк уже строят заново,
да и не было там никогда никаких головёшек
понимаешь, я сейчас вообще не об этом
я говорю о том, что мне нравились только воздушные гимнасты
в блестящих трико,
все такие словно спустившиеся с неба на одно единственное представление,
показать, как легко покинуть круглое тело арены
может мне никогда и не хотелось свободы,
а только кружиться кружиться
подниматься выше
и чтобы боди было расшито блёстками
+ + +
Вчера ночью, и позавчера ночью, и сегодня утром
ты приходишь ко мне всегда, когда мне это нужно —
на десять минут, пятнадцать минут, навсегда
ты выбросился в мою постель и замер
оленёнок при свете фар не может пошевелиться
это я ласкаю себя и твой образ становится пронзительнее
острое чувство
на ужин копчености и чили,
а перед сном половинка грейпфрута
что так к тебе влечёт
(любовь или товарищество?) —
наслаждение нескончаемой властью)
хочу, чтобы ты говорил пошлости о том, что у тебя такого ещё ни с кем не было
и ты говоришь
какие проблемы женщин ты считаешь самыми важными?
ты отвечаешь, что сегодня самыми важными проблемами являются мои проблемы
недостаточности? избыточности? (здесь неразборчивый шёпот)
(Сделала перерыв на то, чтобы отправить несколько сообщений,
В том числе к реальному тебе
В которых мне нечего сообщить
Что мне очень не понравился фильм «Джокер»?
Этим вообще никого не удивишь, так что это будет похоже на месть
Хочется писать уже настоящие письма, но, видимо не тебе
Пишу, что оранжевая луна взошла на зелёном небе
Тут же прикрепила фото луны – очень плохого качества)
но здесь твои пальцы такие же тонкие и скользкие
как мои пальцы
никогда не смогу себе сделать больно,
вот почему мне так хорошо с тобой этой ночью
я не знаю, какой ты на вкус
сегодня у меня смазка со вкусом солёной карамели
вот какие на вкус мои пальцы
savoiardi?
дальше я много делаю такого, от чего неприятно сводит мышцы
не буду описывать
потому что некоторые девочки делают это правильнее,
а некоторые мальчики эмоциональнее
просто вибрирую как мобильник в ожидании ответа
не считай, пожалуйста, это безразличием
и не называй дрочкой
потому что это политика
я говорю «бляя да когда уже это всё закончится» — и только тогда кончаю
всегда внезапно
как будто забросила мяч и сама же поймала
как я сказала об этом уже после:
я просто потеряла над собой контроль
+ + +
Причина, вызывающая желание, то что есть в тебе и что больше, чем ты сам,
то что заставляет меня желать тебя.
Мой аккаунт был деактивирован и чаты удалены,
Но голос твой остался где-то между
«Одной Москвой и другой Москвой»
Как в стихотворении А. Маниченко,
Прочитала и решила стать поэтессой,
Я думала, что это такой маршрут,
Как пересечённая местность,
Но это непересекаемое киберпространство,
Наше святое кольцо.
Много раз я слушала твоё голосовое сообщение.
Это и есть влечение?
Ты как клубничное пирожное,
Достаточно только этой мерцающей коммуникации, чтобы понять:
Я хочу впустить тебя в свой «французский сад»,
Хочу съесть именно твоё клубничное пирожное,
Пока ты читаешь стихи моих любимых поэтов.
Autre, a, Phi в обрамлении жёстких волос
Вернись, вернись, шуламмитянин,
Я уже потратила последние деньги на мирру.
Вернись, вернись, Суламит,
И мы вместе станцуем Маханаимский танец.
Но ты идёшь как ряды войск,
Прекрасный и прозрачный,
И голос твой исчезает в гуле метро,
В облаке тает твоя звуковая дорожка.
Вике
Да, я переписку стёр, но в облаке переписка моя
Екатерина Соколова-Черкасова
«Коммуникации мерцают как глиттер» —
Говорю подруге.
Эти блёстки, которые проявляют
Солнце на твоих ресницах и веках.
Я пишу ей из тьмы,
Чтобы она
Щурилась в свете ламп,
Чтобы стать её огонёчком смартфона.
Или кусочком фольги
Со следами молочного шоколада.
Я забанила его везде, говорю.
Нарушила связь, как это бывает.
Иногда мы закрываем свои двери,
Когда боимся, что наше поле
Наше киберпространство
Под угрозой вторжения.
Когда тебе пишут эти люди,
Я думаю: что если это нападение
И я никогда не смогу это остановить?
А ты, как распаханная земля,
Готовая
К нарушению порядка
Влажная и чистая.
И на фото стоишь
С запрокинутой головой, в своем новом платье,
Таких ещё называют людьми с обнажённым сердцем,
Людьми без кожи.
Я иду к тебе через поле
Мелких ромашек.
Они растут здесь как цветы,
Как настоящие цветы,
Которые тебе никто не дарит.
Я не знаю, кому из нас больше всех надо любви
Я не знаю даже, какая любовь нам нужна
Но знаю, что некоторые переписки всегда над нами парят
Просто мне не хватает духа, чтобы посмотреть выше.
+ + +
в это лето я полюбила жвачку со вкусом нежная мята
почему-то это напоминает о том, что у меня есть брат. И ты
слово «нежность» или всё-таки planet control,
холод во рту, жжение сладкого языка.
подумала, может мне стать твоей сестрой
иногда приезжать, забирать тебя с работы,
потом, знаешь, можно пойти в Ашан
и что-нибудь приготовить
когда твое ухо стало так близко с моим
наверное, я не смогу стать твоей сестрой
мне надо было встретить брата у школы
в минус двадцать, дороги скользкие,
злые собаки, тесные сапоги,
запах столовки и пота
всё-таки planet control
всё-таки сладкий комочек холодной жвачки
последний раз я видела его на похоронах отца
кажется, мы толком ничего не сказали
он держался лучше меня, во всяком случае
я не держалась вообще, шаталась,
меня размазало на этой дороге
как дерьмо в Ураза-байрам,
когда все куда-то едут:
моя сестра везёт мою тетю,
дядя везёт жену и дочь,
каждый брат на своей тачке
все куда-то едут, а я как дерьмо
прилипла к воротам, иногда падаю
и тогда лежу на дороге и жду,
когда меня переедут
когда я подошла к телу нашего отца
я забыла, что он наш общий отец
просто посмотрела ещё раз на его лицо
меня повело, подумала:
если я сейчас его уроню,
мы будем сначала падать,
а потом лежать вместе
но где именно:
там на полу или здесь,
то есть теперь где угодно
женщин не брали на кладбище
дядя сказал мне садиться в машину,
может, во мне больше не видят татарку,
они всё равно вот-вот закопают последние
улики моего происхождения, хотя
к самому кладбищу меня всё-таки не пустили
вот оно: уважение к чужим традициям
эта нежная мята ведь нихуя не нежная
это скорее песенка на мп3 плеере
или что-нибудь ещё более ригидное
твоё лицо похоже на кусок гранита
а у моего брата нежная кожа
как лист бумаги
писать письмо
+ + +
моё сердце — это не комок бумаги
мои чувства — это не бумага и не буквы на ней
но тогда почему они скомканы и выброшены тобой
почему я вообще об этом пишу
я пишу, потому что я девочка?
потому что я именно такая девочка, которая может (должна?) писать об этом
Софи Калль? Софи Калле?
София Амирова. Софа, папа называл Софийка, а вы все зовёте меня просто Соня. Очень редко Софи
я как будто всё ещё стою в твоей комнате
и не понимаю, что меня здесь нет
о том, как тебя бесят мои трусы
их количество
бесконечная стая, летящая из ванной в нашу, то есть в твою (всегда твою)
комнату — ты не говоришь
ты говоришь:
тебе нужен другой партнёр
(на самом деле, ты говоришь о себе)
говоришь:
мы эмоционально не стабильны
(снова только о тебе)
говоришь:
я боюсь, что будет ещё больнее
(это ты сейчас о ком вообще?
неужели опять о себе?)
ты ещё не забыл обо мне
я знаю, ты садишься передо мной на стул, как бы выдавливаешь меня как гнойник
я вижу тебя через всё это: слёзы, твои, мои, твой немигающий взгляд
в общем да, я мерцаю и от меня остаются только какие-то неясные брызги
я кидаю свои вещи в рюкзак, который ты мне подарил,
но всё не помещается
тогда я хватаю пакет из винлаба
и начинаю запихивать туда то, что имеет для меня какое-то значение
голубой хайлайтер (я не помню, где его купила, но он классный, это не обсуждается),
румяна, они уже раскололись, но я купила их по дороге на день рождения Оксаны, а сейчас храню как память;
платья и майки, почему-то один чулок
да, у меня действительно очень много трусов
много мягких и кружевных трусиков
белая, красная, чёрная, розовая, голубая
нежная ткань
сначала ты трогал её, а только потом меня
хлопковые котята, маленькие свёрточки
а теперь я мну их с остервенением
как можно компактнее
Ты хочешь, чтобы я вся стала компактной
Ты хочешь, чтобы я стала невесомой, а лучше
Неуловимой.
Но я огромная, белая —
Из нерастворимых костей и крови
И у меня столько рук, которыми я тебя обнимала
И только две ноги, чтобы теперь уйти
а потом ты ещё пошутил
и это была очень жестокая и неуместная шутка
я хотела отрезать все свои руки, которыми я тебя обнимала
хотела отрезать твой язык и губы,
которые я целовала
я просто хотела взорвать это твоё пространство со всеми моими носочками, книжками и косметикой
Я знаю, что когда я начинаю плакать
Мне трудно остановиться
Я плачу, пока не начну блевать и биться в конвульсиях,
Задыхаться.
в метро на меня посмотрела женщина
и увидела в моих глазах, как ты сидишь напротив меня на стуле
говоришь, что просто не знаешь как поступить ещё
кроме как расстаться
она думает, что я именно такая девочка,
которая напишет об этом
раздаст эту боль нуждающимся
и способным её терпеть
Она думает, что я, конечно, Сонечка Амирова, но мне же не 15 лет
И нужно держать себя в руках и всё принимать спокойно
Знаки неодобрения
Они повсюду, стоит мне закрыть глаза
и голос говорит: «Берегите себя и окружающих. Соблюдайте дистанцию!»
А ещё:
«Мне больно вместе с тобой»
Мы вместе только в этой травме и только там, в подъезде, ещё вместе
И теперь я лежу на берегу
на своей разломанной деревянной спине
у меня теперь только две руки
согнутые пополам как у бумажной куклы
И куча нарядов для вырезания,
полный игровой набор
я раздам его поиграть своим подругам
это мои стихи
это мой опыт
и я буду делать с ним всё, что хочу.