Родилась в 1999 году, живёт в Подмосковье. Стихи публиковались на портале «Полутона», рассказы — в журнале «Ad infinitum».
Сопроводительное письмо номинатора Евгении Риц:
Поэтический мир Евгении Юдиной — это мир, где «нищие ходят по воздуху», где любое — абсолютно любое, как названное, так и ещё не названное — преображение не только возможно, но и уже свершилось. И это авторский мир, Евгения Юдина говорит: «Ты найдёшь меня в каждой птице и в каждой бабочке», это та же поверка скептика Протагора. Здесь мерой всех вещий оказывается автор, так что скептицизм оборачивается безграничностью доверия, и это доверие — уверенное: автор — во всём, значит, возможно всё. Причём этот мир, доверенный и доверчивый, густо населён — осина сыплет бусинами браслетов, свиньи идут по горным трассам, косточки из запретных слив одушевляют лесных животных. Каждое существо здесь дробится и просвечивает — явное сквозь неявное, «Я» — сквозь «не-Я», крепкая осязаемая душа древесной кости — сквозь мерцающую, призрачную словесную плоть.
Это мир, наследующий метареализму, но раздвигающий его рамки. Если метареализм явно или неявно обращается к мифу, соединяя удалённые точки пространства в единый верхониз, небеса подземелья, то у Евгении Юдиной также мифологически небеса — подземны, земля — межзвёзд, но границы мироздания — за землёй, за небом, да, собственно, нет их, границ: перед нами реки, которых не было, но они текут. Свет здесь опрокинут в тело — физические характеристики вроде бы применимы к этому миру, да нет, точно применимы, упоминаются на каждом шагу, перед нами пиршество зрения, разгул осязания, но действуют по совершенно иным законам, законам неразрывной, одномоментной синестезии, когда и ухо видит, и зуб ймёт музыку звёзд.
Такой метафизический мир, однако, густо населён, можно сказать, социален. Маленький принц из рекламы, дворник, находящий под снегом бабочек, нищие, греющие ладони, спустившись к печным трубам — все они прямые наследники девочки дебильной Александра Ерёменко, если не ещё ближе хронологически — в той условной метареалистической хронологии, где времени нет, и где всё — время, не родственники по боковой линии, сводные — небосводные — братья.
Подборка номинируемых текстов:
***
Иногда пересматривать
рекламу
десятилетней давности
где что не человек —
то принц
и что не питье —
то почти вода
а кто-то из артистов
уже наверняка
успел отойти
И смотреть
и молиться
ты услышь меня, внемли мне
принц мой, принц с минералкой
такой дешевой
Ты ушел, ты однажды
покинул землю
Что ни жизнь — всё вода —
жил да был
и как будто не был
только тихо сквозит вино
по деревьям
до самого неба
Принц мой принц
ты вернись
с дождями
как ты есть — человек
и в другой рекламе
принеси мне корону
венчай на царство
приходящей воды
и преходящих рек
***
Как так вышло
что будто из будущего
мы приходили с неба
может быть, нас и не было —
шли и впадали в землю
Были и не были
были и не были
реки, которых не было
ни на земле, ни выше
Мы спускались
как будто искали прошлого
и уходили глубже
не во чреве земли
рождённые
и не снаружи
Наше небо — и быль и небыль
мать и мачеха
и распутье
Мы — лишь память
о свете, упавшем в воду
однажды утром
Он упал
на круги магистралей
и, крича, докоснулся дна
Мы однажды
прозрачными стали
до земли
до простого дня
***
Тихий дворник под снегом
находит бабочек
Это мы — с поседевшими крыльями
ставшими нашим небом
белым небом
схоронившимся подо льдами
Это свет, опрокинутый в тело
свет, который уже
не тает
и скрывает себя от солнца
прижимаясь виском
к прошлогодним травам
***
Мотыльки — шаг за шагом —
по шатким крышам
Нищие греют ладони
на трубах, покрытых копотью
Нищие ходят по воздуху
и возвращаются
к нашим окнам
В этом мире
все лица давно знакомы
Ты найдешь меня в каждой птице
и каждой бабочке
Мы шептали
«бессмертны»
и падали
падали
и становились падалью
Только там, наверху
наши тени сверкали крыльями
рассекая
от глаза до глаза
небо — сильное
смотрящее на нас
через фабрики, свалки
и автобазы
***
В одном заповеднике
каждое дерево носило браслеты
и звенело ими, будто цыганка
подпрыгнувшая на ветру
и смеялись цветы
и смеялись звери
только осина смотрела серьезно
так серьезно
смотрела на нас
глазами, похожими на задвижки
И когда наступала осень
и мы уезжали, собрав все вещи
и грузили в багажник яблоки —
падали, падали с веток бусины
так мы с тобою
падали
И когда я сижу в нашем доме
заросшем снегом
и вспоминаю почки
и вспоминаю ягоды
ты по комнатам бродишь и ищешь
иглу и нитки
чтоб нанизать их на руки
чтоб приколоть, прошивая сквозь пальцы
бусины эти
к земле ли, к чему иному
Иногда я встречаю слонов
уходящих к обрыву по светлым трассам
и свиней, от болезни горной
бегущих в пропасти
Как мне связать воедино
все, от чего развязан
оторван
Львы
размером не больше кошки
за столами сидят, опустив глаза
Кто-то с веревкой идет понуро
по Иерусалиму
Только осина знает, что случилось потом
даже в самом после
смотрит тревожно на детские качели
альпинистов
и мальчишку, залезшего поиграть
в густые ветки
с какими-то мотками
***
Расскажу чью-то сказку —
мальчик ел сливы
мальчик ел сливы, родителей
не было дома
В этих сливах из ценного было —
только мелочь —
бессмертные косточки —
он дарил их зверям
и смеялись звери
и цветы
и деревья
распускались у них
между глаз
Как-то раз
возвратился отец
и заметив пропажу
сказал — ядовиты косточки
повторял — ты умрешь
и смеялись звери
а мальчик плакал
Мальчик знал — не умрет
не умрет, будет жить
нелюбимый
в том лесу, где от мыслей
роится небо
там, где слов —
как опавших листьев
и правдивые — гнили
и шли под землю
А отец так любил пугать
и рассказывать небыли
и когда умирал — так хотелось
за все
и за всех
простить
чтобы только остался жить
тот отец
на бессмертном небе
***
Наш язык — скарабей
катит шар
как на гору таскают камень
как Сизиф поднимает глыбы
к кромке неба, где нет ограды —
лишь огни
постепенно гаснут
Только горы
и только реки
знают —
ходят по миру люди
говорят и толкуют
и прорицают
и немыми ногами
подходят к дому
Дом наш
дом
заколоченный сквозняками
как войти в тебя
без паролей, без слов ответа
Достаём эту жизнь
из прощелин света
и от ветра, продрогнув, слышим
не прощение —
лишь прощание
***
По ночам мотыльки выползают греться на наших окнах
и конфорки в домах напоминают чистилища
я скажу тебе правду, как на прощанье —
пули, которыми мы стреляли
были вишневыми косточками
Ты считаешь подбитых птиц —
не считай — птицы живы, они возвратятся
Мы стреляли в них горстью ягод —
шиповником и рябиной — и поэтому птицы живы
смерти нет, есть плоды, есть почки
и когда мы срывали яблоки
и когда узнавали свинец, железо —
смерти не было, были ягоды
Мы стреляли в оленей, лисиц, кабанов
и они погибали, и они возвращались
и когда я стрелял в человека
он вернулся под вечер
по крышам киосков
и на лбу у него
прорастали пули —
пули, которыми мы стреляли
Ты уснешь в нашем доме, где свет
так ярок, что тебе лучше спать, чтоб не знать
не видеть — мы посеяли боль
мы вспахали ее печалью
я сказал — «будет ночь» — и она наступает
и взрываются льдины
и плесневеют лампочки
ты уходишь по броду в страну терновника
обещают, что ты исчезнешь
как растаяли звери в пустых зоопарках
И когда ты проснешься — утром — ты найдешь —
здесь светло — здесь наш дом —
беззаботен
весел, и приходит олень, и в рогах у него —
цветущее дерево, и тогда и теперь — он приходит
и тогда, и теперь, и после
он приходит, и в наши двери
стучит ветвями
и пули, которыми мы стреляли
были косточками
Из цикла «Бегство ромашек»
Свет
В этом мире
есть много поводов
для улыбки
Но никто не в силах
без слез
посмотреть на Солнце
Этот свет
будто камень
летящий в воду
снова и снова
дающий круги
размывающий
все черты
Слышишь
Солнце
над зеркалом
плачет
Слишком ярко
и слишком близко —
нож у края тарелки
санки на спуске с горы
сувениры
сгорающие посёлки —
эти мелочи видеть больно
и не дождь, а песок
просыпается с неба
просыпаются жизни
превращаются
в зеркала
чтобы мир становился гладким
как лед
чтоб мы шли по нему, не боясь
провалиться —
и проваливались
и терялись
Это Солнце
над зеркалом плачет
и становится жарко
плывут караваны
пылают
лица
и, отлетая,
проходит камень
над водой
прежде чем
пропасть
Мне не вспомнить всех лиц —
но сиделки
вахтеры
работники складов
знают, что ночь —
лишь недолгий миг
и стихает Солнце
чернота
отражается в спящих
стоны, приказы
коробки для сока
уходят
лжи не заметить
уходит
память
В этом мире
так много
поводов для улыбки
Только Солнце
над зеркалом плачет —
и проходят
в портянках люди
и с оружием люди
проходят
и проходят густые люди
будто заросли
на опушке
и съезжают пустые санки
по траве и по чьим-то тропам
и проходят в наушниках
люди
Слышишь
Солнце над зеркалом
плачет
потому что проходят
люди
Слишком тяжко
на этом свете
видеть все, что с тобой
не вечно
Все, что движется
и исчезнет
стоит только
зажмурить
глаза
Все, что движется
и исчезнет
лишь только
закончится
свет
Колыбельная
Этой ночью срубили Солнце
распилили на доски
и положили в поле
Слышишь
слышишь
теперь его точат
красные муравьи
муравьиная мама
порождает неспешно яйца
как трава порождает луны
как лицо
порождает улыбки
друг за другом
без изменений
Это радость без изменений
в темноте, когда все безвидно
и никто не вздохнет
у края
«Я сейчас упаду»
не вздохнет
и летя
не услышит звука
не услышит призыва
вернуться обратно
В поле нет света
и дети играют в жмурки
Приглядись и увидишь
фигуру до неба
шарящую руками
Повторяются дети
повторяются руки
Это радость без изменений
в темноте, когда все безвидно
когда падает дождь
и смывает остатки Солнца
с земли, научившейся
засыпать
Дождь
Вечер в Москве
Люди выходят из луж
Дом из картона намокшего
и сардин
Мужчина сквозь светофоры
с килькой бежит в руке
не зная, куда бежит
Медведица белая
ловит треску
На улице
верха и низа нет
Дождь
Падают чьи-то глаза —
и не могут упасть
год за годом летят
Муравей под землей
борется с каплей воды
проглатывая меня
как телескоп
направленный в темноту
Летящий
Когда я работала фотографом
на теплоходах, курсирующих по Москва-реке
туристы
забредающие на палубы
как в места общественного питания
щелкались
сходили
падали
на фоне скучнейшей высотки
играли на лютне
танцуя с вишневыми косточками
Тем временем
убраны решетки
на этажах восьмом и пятом
Этот дом строили зэки
позируя для барельефов
и в Википедии
есть одна строчка
о заключенном, бежавшим со стен
на фанерных крыльях
Поверните голову
я сниму вас поближе
на фоне башни
с которой однажды
летел, мечтая спуститься
Только мгновение
в воздухе
Кто-то виновный
летел
о чем он думал
в штанах полосатых
Говорят
что живой приземлился
не обжегся
и не ударился
ходил по баракам
искал где спрятаться
раздавал образа и яблоки
говорят, что поймали
и срок добавили
на без конца
или близко-около
киркой ли лопатой
или Сизифом
да и неважно
кем
и какого вида
Ты как-то сказал мне
Умерший продолжает быть во времени
остановленным быть
потому мы его
и не видим