Родилась в Гомеле. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького и магистратуру ИФИ РГГУ. Аспирантка НАН Беларуси. Публиковалась в журналах [Транслит], «Носорог», «Воздух», TextOnly, «Сноб», в альманахах «Артикуляция», «Двоеточие», вестнике современного искусства «Цирк „Олимп“+TV», в антологии инновативной европейской поэзии Europoe (Kingston University Press, 2019), на сайте «Полутона». Лонг-лист Премии Аркадия Драгомощенко (2016, 2017). Участница Европейского поэтического фестиваля (Лондон, 2019). Живёт в Москве.
Сопроводительное письмо номинатора Алексея Порвина:
Стихи Марии Малиновской занимают заметное место на карте молодой русскоязычной поэзии, и создать полноценное представление о всей многогранности её поэтики, вынося суждение по одной небольшой подборке, — задача, прямо скажем, для сопроводительного письма непосильная. Однако необходимо попытаться — пусть эта попытка и ограничится несколькими общими фразами, она будет подразумевать необходимость более подробной рефлексии, осуществимой средствами несколько иными и в рамках иного типа высказывания. Если взять жанр как единицу и сказать, что номинируемая подборка объединяет в себе как лирическую, так и документальную поэзию, то это едва ли в полной мере прольет свет на все эволюционные витки авторского мира, сопряженные с выходом в сферу большого риска и необходимостью перестраивать свой голос (как можно предположить, эта необходимость возникала у Малиновской не раз) — а эти моменты при разговоре о стихах Малиновской необходимо артикулировать в первую очередь. Риск не столько в том, что docupoetry понимается неоднозначно как самими поэтами, так и исследователями литературы, сколько в тех, прежде всего, внутренних, механизмах, которые потребовались для освоения процесса «оживления» документального свидетельства в поэтическом тексте. Между фактом документальным и фактом поэтической речи — бездна пока не вполне освоенных русской поэзией модусов и каналов передачи/трансформации, и голос Марии Малиновской, несомненно, бесстрашен в стремлении дойти до дна (что вовсе не следует понимать в смысле исчерпания Травмы). При этом говорить о документальных поэмах Малиновской в отрыве от её лирической поэзии нежелательно (хотя у автора данного письма сперва был соблазн разделить авторскую поэтику на два соответствующих мира), так как способы обращения с лирическими сущностями в потоке интонации, способы создания смыслопорождающей напряженности между ними схожи в некоторой степени с тем, как автор организует ready-made фрагменты в документальных поэмах, чтобы заявить о своей работе с поэтикой невыносимого — с той разницей, что в docupoetry Малиновской неизбежно возникает поле этической оценки и более отчетливые аксиологические векторы. В случае Малиновской два полюса — документальная поэзия и поэзия лирическая — создают весьма плодотворное поле взаимовлияния: docupoetry, в принципе не сводимая к перечню/системе значимых элементов модерна и постмодерна, дает опыт если не отказа, то отстранения от культурного капитала в пользу открытого говорения о боли и утрате, а лирическая поэзия, присваивая этот опыт, получает не только бо́льшую свободу, но и дополнительные средства для выхода в область метафизики.
Подборка номинируемых текстов:
***
тело забранное мной у смерти
собственное земли и найденное во сне
каковой природы
что снова то и никогда уже
мыслимой формы
отступление полночи к сердцевине моей
сокращения жизни
получи память мою как первичную форму
получи мои пространственные окончания
это единственное орудие твоего
представления о себе
твоего средоточия глухонемой
океан вокруг безымянной медузы
полощущий её в бесконечном горле
из цикла «неспособность к пространству»
*
женщин со вспоротыми животами
сгружают в снятые кузова
все говорят
умерли раньше времени
которое из себя
вытаскивает их за ноги
и до сих пор длится
водоплавающая крыса спешит по стоку
ребристая головка мелькает над водой
хоботки желания очищают
поверхность голого тела
выброшенного разливом
на них ловят рыбу
в тех же водах
а иногда они сами вытаскивают мертвецов
молчание укореняется
крыса в трубе сосёт щёки
женщинам выскабливают животы
но не находят ни следа ребёнка
с каждой новой растёт воронка
их сообщающейся пустоты
меня нет караемое
законом признание
после этого можно не спрашивать
что мне за это будет
страшнее живорождения только
живосущестование
обнажённое
каждый миг
бессонничный тик солнца
лопнувшего в кипятке
тихое чтение по спирали
помнится никому на пустых углах
как мёртвого в жизнь собирали
как живой с той стороны оглох
и потерял осторожность
натыкаясь на своих детей
взрослые шарахаются
как если бы увидели свой призрак
*
в трупах водяных крыс
прибрежная полоса
коснуться ногой — брюшки́
размякшие шелковистые
надавить чуть сильнее
прощупаются узелки
времени в которые сжались
внутренности
всего
платаны загибают ветви
как рёбра вовнутрь и торчат
скелетами донных рыб
вросших в землю
у каждой в зубах
по мелкому солнцу
почти не дающему света
поверхность ползёт
обгоняя идущих
только стоя можно добраться
до магазинчика
и переждав пока подадут
спросить сельтерской
сон отошёл и сморщился
к югу от города
все бессонные
и с открытостью мыслей
топчутся на отвоёванных
у индустрии пятачках
мычат бессмысленно глядя
перед собой
ночами собственный хор
пугает их больше
чем стрёкот ветра в сухих цикадах
но продолжают стоять
пытаясь вернуться к жизни
прошедшей их
и впервые свободно бегущей
*
кубарем в позе эмбриона
катятся по полям
маленькие женщины
боеголовки смерти
кувшинки вовнутрь
отложенное время выворачивает
в другую сторону
и в нём начинают жить
параллельно
куда ты куда ты
но связи рвутся
как жилы огромного тела
рождающего себя
бедное ты моё
причитает
над ними его
и перешёптывается в другое
как пожирает себя
по направлению хода
шар земли
насквозь протыкаемый
собственными шипами
из цикла «актанты»
1
когда мальчик видел над собой материк
и стрелял в него из отцовского ружья
из лодок высаживались
и шли вверх по направлению ветра
меня открывало сегодня с полудня
и это впервые было
полное расхождение в пространстве
крики того как
проносилась над головами
и парочка летучих мышей
упавших замертво
всё указывало на другое
и тяготело к нему физически
нагнетаясь на своём пределе
так что кошки выползали
из дневных укрытий
перекатываясь набухшими туловищами
с безвольными лапами
и умирали до наступления ночи
к которой шли
а вода заливала посевы
слишком плотная
чтобы впитаться в землю
и злаки не гнили а стояли
в оцепенении среды
вытесненную рыбу собирали с поверхности
длинными прорезиненными сачками
не пропускающими жизненное напряжение
3
с тем у кого не осталось тела
разводили огонь
спали в одной палатке
раскуривал дудочку
из отверстий шёл кисло-сладкий дым
просили попробовать
нет отвечал не дам
дай хоть чуточку
жёлто-зелёные полдыни ночного неба
нависали над лагерем
меня это убивает говорил
и вскакивал с корточек
хлопая себя по бёдрам
нас убивало
только э т о
за этим и были здесь
каждый хотел казаться бодрым
но втайне хранил несколько фотокарточек
март
все были уверены
март
но это ничем не подтверждалось
сношение с тем у кого нет тела
носит апофатический характер
и меняет некоторые
неосознанные убеждения
(«колониальный вестник»)
в центре неба поспели косточки
и стали выпадать сухим дождём
ударяясь о стенки палаток
из поселений начали красть малолеток
устав друг от друга
только мы жили как жили
что было уже изменой
4
всё что могло быть иначе
ещё может
но никогда не будет
брезжит на грани возможности
как солнце готовое
навернуться на землю
но откатывающее в ночь
как запоздалая смерть
настигающая в прошлом
где внезапно находят труп
на мачте подстанции
воровал энергию чтобы
переброситься в будущее
и получилось
расстояние между собой
растёт
создавая колоссальное напряжение
и бабочки попадая в него
бьются
заключённые в момент жизни
а птицы преодолевая его
оставляют длиться
каждое сделанное движение
там где нас нет
набухает наша возможность
иногда мы там появляемся
втайне от самих себя
и делаем что-то непоправимое
чтобы потом
никогда не узнать об этом
из цикла «обращённое время»
A. J.
найдя обратимый язык найдя слова
теперь чураемся друг друга
словно стыдно стало всё человеческое
ловим руками в заводях лягушат
или как дети стоим с ниточками на палках
и полоумными лицами
освещёнными солнцем
на которое смотрим в упор
это общепространственный ступор
происшедшее не наш выбор
с этих пор
лучше не знать своего горя
чем его не помнить
лучше не помнить
чем не вспоминать
сильное внутреннее движение
гонит нас стоящих как вкопанные
так что мы задыхаемся
и слёзы льющиеся от солнца
относит к вискам как при беге
каждый миг бесконечно глубокий
так что время на месте несётся
как в общем-то и всегда
просто раньше мы не замечали этого
