Родилась в Калуге в 1993 году. Училась во ВГИКе и Литинституте. Стихи публиковались на порталах «Новая литературная карта России», «Полутона», в брошюре антифашистской поэзии. Лонг-лист премии Аркадия Драгомощенко (2017).
Сопроводительное письмо номинатора Анны Голубковой:
Подборка стихотворений Лизы Смирновой еще в 2017 году входила в лонг-лист премии АТД. В сопроводительном письме номинатор Данила Давыдов пишет о косвенном субъекте поэтической речи, о сознательном избегании репрезентации, о переживании собственного небытия, о поэтическом высказывании, которое обходится без лирической самоидентичности, но при этом вовсе не проблематизирует ее отсутствие. Однако за эти два года, на мой взгляд, ее стихи довольно сильно изменились, хотя общее стремление к растворению субъекта в окружающем мире все равно сохраняется. И это не удивительно, потому что точка конструирования субъектности у Лизы Смирновой исключительно негативная — это страх и боль. Скольжение как бы по краю восприятия сменяется в этой подборке чувством крайней уязвимости. Почти в каждом стихотворении в том или ином виде возникает война. Она может появиться в виде смутного ощущения: «и наша последняя осень прислонилась / дышит с той стороны стекла / пряной смертельной заразой». Война может маскироваться под сцену из фантастического фильма: «у наших границ не спокойно, / там птицы растут из останков космических кораблей». А в некоторых стихотворениях война упоминается с обескураживающей обыденностью: «мы говорим тебе — ведь там уже стреляют, / еда однообразна и без вкуса / приходи лучше к нам»; «Как на войне — / шифруют послания девушки / в неприметных одеждах…».
Персонаж стихотворения, который раньше как бы постоянно распадался при попытке вступить в контакт с реальностью, теперь обрел точку сборки через страдание и ощущение почти полного бессилия: «иногда человеку может казаться, / что он и есть / очень маленькое, пушистое животное, / способное к преобразованию окружающего мира», а также через странным образом возникшее у него чувство долга: «замкни контакт и пусть ударит наугад / а ты — / «как жаль их всех», / но если родина прикажет». Эти чувства уязвимости, бессилия и в то же время готовности выполнить свой долг усиливаются до предела в последнем стихотворении: «тело моё, усилившее блокпосты, / напомнит вчерашних студентов, / запертых внутри железных орудий, / с опустошенными глазницами. / в простодушии и безмятежности / мне останется только имя моё». И парадоксальным образом подчинение обстоятельствам и отказ от собственной воли возвращают герою стихотворения имя, а вместе с этим, видимо, и утраченную было субъектность. И в то же время в противовес этому разрушающему и одновременно созидающему мотиву у Лизы Смирновой по-прежнему сохраняется стремление видеть мир сразу со многих точек, представлять его комплексно во всех неочевидных закономерностях и взаимосвязях: «жду тебя, дорогое моё животное, / скоро оттает асфальт, / трамвайные рельсы выползут из земли, / разные праздники начнут занимать людей. / слышу ночами, ты едешь / из глубокого морока и зимы / в электричке переполненной бедняками, женщинами, детьми».
Подборка номинируемых текстов:
***
Марианна знает, что она хочет,
её рассказ переполнен деталями,
скомканные теплые носки,
шерстяные колготки в рубчик —
не лишние,
располагаются по-хозяйски
в картинных сумерках,
будто это не самая дешёвая гостиница
на границе небытия её родины,
а комната где-то в маслянистой прозе Бунина.
и наша последняя осень прислонилась
дышит с той стороны стекла
пряной смертельной заразой —
её-то и пытается заговорить Марианна.
наконец она спрашивает,
превратившись в одну из своих бесформенных вещей:
кто играет во дуду,
в нашем ламповом аду?
***
Не верь тому, что смогла увидеть —
у наших границ неспокойно,
там птицы растут из останков космических кораблей,
у самого края страны цветет алиссум пушистый.
и ты не узнаешь, кем станешь,
когда подрастешь.
***
так совсем ничего не получится,
покурить выйдешь,
вернешься — лучше бы не возвращалась.
а хочется вот так:
сама, сама и чтобы ненадолго
(как бывает летними вечерами )
мы говорим тебе — ведь там уже стреляют,
еда однообразна и без вкуса
приходи лучше к нам,
про тебя мы совсем ничего не знаем
***
Как на войне —
шифруют послания девушки
в неприметных одеждах
у колонки с водой такие же дети
такой же клевер и подорожник
и какие-то жёлтые выбившиеся с огородов
кто возвращается тот всегда узнаёт
как всё остается прежним
пахнет бензином и семечками во дворах
на козихинской и колхозной
позже лёжа на крыше
вглядываясь в мерцание спутников
девушки думают — как на войне
и — за то ли мы воевали
***
Впрочем, пока мы вынуждены были следить
за поисковыми машинами,
составлять шифры и декодировать поступающие сообщения,
над домом пролетели несколько самолётов
приятной формы.
Это к празднику.
Солнечный день обошел нас по кругу
и еда стала менее вкусной,
когда мы закончили исследование
забытых у нашей лаборатории инопланетных тел.
Скажи-скажи мне, зачем ты повязала в волосы эти ленты,
скажи как называется этот день.
***
До снега — опрокинутость в безвременье,
технические неполадки устранены
и мы не узнаем себя,
записанных здесь под номерами.
в проемах между слов скрывается война,
свет падает за нас и размыкание пространств
остановимо зрением спасенного,
но выжившего из ума.
мы пропускаем это.
несчастные не узнают ни смерть, ни то, что до,
падение и нагота друг друга
нас сделали неузнаваемыми
и только безучастный голос забытой радиоточки
тревожит банальностью сообщений:
там все цветет и движется
***
молчание
и последний страх
перед солнцем
осветившим убогость и нищету
что может стать больше страха
борьба за право не видеть это —
как игра в мяч
и я принимаю её
ударяя ногой по мячу
под последним
молчаливым солнцем
встающем над бесстрашными мертвецами
***
Очень маленькие пушистые животные,
обладающие развитой центральной нервной системой,
и даже, как утверждают некоторые ученые,
субъектностью,
примитивной речью,
а также способностью к преобразованию окружающего мира
увы, редко вырастают до размеров,
доступных человеческому зрению.
иногда человеку может казаться,
что он и есть
очень маленькое, пушистое животное,
способное к преобразованию окружающего мира,
запертое в человеческое тело
тогда он пытается воспользоваться этой способностью
***
Вернешься, позабыв и звук, и жест:
останемся в кино, где поля колос,
и все с ужасно влажными глазами.
скажу —
сойди в одной пустой земле,
не спрашивай,
там каждый обо мне
расскажет.
картинка медленно плывет,
где городок
на пограничном пункте
прибывшие с почтением перед раздолбанной пятеркой.
замкни контакт и пусть ударит наугад
а ты —
«как жаль их всех»,
но если родина прикажет
***
какая долгая земля
нелепо бьёт тебя поддых,
деталь: 7 января
библия для слепых.
все тут, собрались и молчат:
вот так.
и больше не один
с тобой пожизненно молчат
возвышенности ближних зарубежий
***
что будет когда мы устанем ждать,
настанет время отправки последнего письма:
жду тебя, дорогое моё животное,
скоро оттает асфальт,
трамвайные рельсы выползут из земли,
разные праздники начнут занимать людей.
слышу ночами, ты едешь
из глубокого морока и зимы
в электричке переполненной бедняками, женщинами, детьми,
песня ваша звенит за окнами
замирает, дрожит.
подскажи, что близится — Пасха или Песах
когда прилетит сова/снегирь/канарейка/стриж
и пурпурной лентой ядерных зим
ляжет в дремлющих волосах?
***
Если город, страна, моя улица
придут в движение
и будет знамением близящейся войны
уход домашних животных,
птицы, пожирающие друг друга,
женщины с желтеющими младенцами,
и кому-то прикажут нарушить
государственную границу
того, что зову родиной,
и неведомого для того, кто прикажет,
для того, кто зовёт её Родиной,
кто не знает, что кровь моя подобна
атлантическому океану,
тело моё, усилившее блокпосты,
напомнит вчерашних студентов,
запертых внутри железных орудий,
с опустошенными глазницами.
в простодушии и безмятежности
мне останется только имя моё.