Родился и живет во Львове. Окончил философский факультет Львовского национального университета им. И. Франко. Публикации в журнале «Воздух», на сайте Polutona и в других изданиях. Лонг-лист премии Аркадия Драгомощенко (2015).
Сопроводительное письмо номинатора Станислава Бельского:
Янис Синайко — представитель львовской поэтической школы, одной из самых многочисленных и разнообразных в украинской литературе. Автор окончил философский факультет; вырос в двуязычной семье, но для поэтического творчества избрал русский язык. В подборке представлены два его цикла, объединённые темами детства, взросления, инициации, освоения коллективной семейной памяти. Для текстов первого цикла характерен ностальгический взляд на юность, со скрытым, но исподволь прорывающимся напряжением. Во втором цикле семейная история переосмысляется в мифологическом ключе. Центр тяжести семейной жизни находится в глубоком прошлом, которое полностью определяет и подчиняет себе настоящее. Витальный ресурс семьи уже исчерпан предыдущими поколениями, жизненное пространство высушено и безвоздушно. Новым поколениям передаётся душевный разлад, потаённый ужас бытия, против которого предки выработали защиту: уплотнение, огрубление, превращение в мощных, толстокожих гигантов. Но, по мере атрофии семейного духа, это средство перестаёт помогать, лишь обременяя младших членов семьи — так, что им кажется, что они занимают в пространстве слишком много места.
Если стилистика первого цикла динамична и насыщена, то стихи второго цикла напоминают скупые и точные карандашные наброски. Мифологический слой передаётся образами, связанными с геологией и биологией: мир камня и животный мир маркируют наследственные тяжесть и страх, а флора связана с надеждой спасения, быть может, напрасной (зелень не только таит в себе опасность, но позволяет укрыться, найти защиту). Попытки выхода в мир другого человека, любовь или дружбу, поиск воздушности, лёгкости во взаимоотношениях оказываются тщетными: герой неизбежно вносит в них искажённость и тяжесть своей внутренней жизни. Пожалуй, главной отдушиной, хотя в то же время и главной опасностью является инициация, приобщение к ушедшему, но живому, концентрированному прошлому своей семьи (речь идёт не о родителях, которые так же малы и беспомощны, как и герой — но о давних поколениях). В стихах Синайко особым образом устроено пространство и время: прошлое не только просматривается сквозь настоящее, но и активно вторгается в него, образуя разрывы, разрежения плотности времени и пространства (и текста — вокруг единично стоящих слов).
Ещё одной, не столь явной, но важной темой цикла является отложенный выбор между двумя наследственными идентичностями, украинской и еврейской (христианской и иудейской) — при этом обе они увязываются и с темой наследственных тяжести и страха.
Подборка номинируемых текстов:
I
***
дед в красивом платье
за ручку
с уродливой внучкой
на фоне осеннего парка
гуляют домой
на круглых ногах
ещё всюду тени
и маленький велик
и лысое солнце
к тому же
в магазине
не было сахара
а значит что будут орать
зато им плевать
они вон
какие счастливые
вместе
***
когда всему
наступает конец
маленький робот
не находит слово
которым молиться
не находит слёзы
которыми плакать
короче
не находит жизни
которые потерять
***
непойманные люди
становятся
самолётами
крыльями синими
смотрят на нас
красиво
***
ребёнок
растёт из земли
на острый запах отца
широко открытое
круглое сердце
вращается
в чувствах бездомных
как этого ветра
зелёный голос
***
в кронах зимних деревьев
души крупных животных
равняются с птицами
может
полупрозрачный кит
ветки проходят навылет
как чёрные острые вены
тянутся к месту сердца
но ужас движения
смена узора
высокая бледная мышца солнца
сжимается прежде
ещё не произнесённой раной
***
в трупе камня
речь
распускает зелёные крылья
***
мой папа был обычной
человеческой головой
совершенно бесполезной
беспомощной
и ужасно тяжёлой
мы с мамой его ненавидели
но иногда любили жалеть
тогда мы вместе снимали его
с кровати
везли на санках гулять
а в парке лепили из снега
огромное белое тело
и ставили папу наверх
кажется только тогда
на своей холодной и толстой шее
он был по настоящему счастлив
он улыбался молча
мы улыбались в ответ
и только снежное белое тело
чувствовало на себе его тяжесть
***
я водитель большого робота
но я не борюсь со злом
я не спасаю мир
я стригу огромных овец
и делаю тучи из шерсти
прямо под солнцем они
начинают гореть
долго-долго
даже глубокой ночью
их яростный свет липнет
к моей кабине
***
это семья листьев падает с крыши
легко летит мама
далеко её даже не видно
папа
кривой он выпрямляется в луже
сам ребёнок-листок
как петух приговорённый к смерти
бьёт-бьёт крыльями
бьёт-бьёт крыльями
а потом успокаивается
***
свет толкается
в тебе как ребёнок
требующий то ли
внимания то ли
свободы
в чём откажешь
чтобы он вырос
хотя бы просто
большим нет
здоровым
***
снежные головы
развёрнуты ко мне
дверью
не пустят
не отвечают
кувыркаются
в необъятном поле
кашель и смех
II
***
дождь остановился
кто-то из наших
спускал на воду деревянную лошадь
кто-то
непоправимо болел
кого-то здесь уже
просто не было
даже книга
застыла раскрытой
в уродливом изображении чьей-то семьи
но
окаменелость
вздрогнув на дне тарелки
размякла внезапно
всё отрицая
***
губы гигантов
у песка
отнимают тяжёлую кровь
под
языками семьи
их слово
становится гладким
как маленький камень
как
первобытное чувство
брошенное не глядя
под ноги любимым
***
люди всплывают
навстречу друг другу
в звериных следах
дыхательные отверстия леса
толкают их крики
наружу
в двери на ветру
мёртвое поле обратно
гремит
ископаемым гневом
***
плоть возносится
к небу
чёрными листьями
в глазницах чудовищ
неприкасаем
снег
где
из отяжелевшей руки
яблоко
падает
в твёрдую грязь
разбиваясь
***
уши вобрали
землю
у входа
песня
ломается
нет
слова
кроме
удара в полость
***
львиные лапы тяжёлые
в окна тебе скребутся
в окнах рисуют
сердце
разрубленное на части
холод рисуется в дёснах
в колючей железной воде
вопли
расшатаны
бережно
выдохни
в пепел
пускай
тихий корень растёт
***
распятия шорох и вес
у подножья
обёрнутый сердцем
священный скот
держит в зубах
генеалогию
высокие языки памяти
немо
возносят камень
над
травами крови твоей
ничейно
разрез застывает
***
лицо брошено
над черепом снега
ложится
слеза
опухая
в тихую сторону ночи
расходится
надвое
***
из глубины
исторгнут
танцующий сад
стальные стрекозы несут на себе
уцелевшую кость
прародителя
и ты
перед этим движением
высохший возглас зелёный
ведь
никто
не сказал что выпорхнет музыка
это в тебя
никто
вообще ничего
не сказал
***
две твои головы по очереди
отрывают
и любят друг друга
я
прячусь в углу кровати
когда шорох
утихнет
четыре плеча
взвоют
в попытке изобразить напрасное
***
в какой-нибудь громкой
тьме стальных динозавров
дрожащий язык скребёт
по реке перемещая одни
лжесвидетельства
***
в этом шуме бросив быть может
из предосторожности камень
если услышишь всплеск то скажи
умоляю ты знаешь наверное кто говорит
***
если поднять из глубин
давно затонувший голос
он разразится
быстрее и громче
чем ты когда-либо сможешь
сказать люблю
***
море тоже когда-то умрёт
оставив прозрачные клочья тени
случайно упавшей с тебя
однажды прямо к его губам
***
что если яблоки вдруг
на глазах растолстели
почти до размеров
вселенной
каждый тогда способен
состряпать по образу личный
червивый оазис
или же просто не погибать
от голода
никогда
***
дерево настолько высокое
что выпрямляясь сумело
коснуться солнца зажглось
проезжая мимо конечно
даже сквозь плотно закрытые
окна возможно услышать
крик не о боли но обращение
к дальнему другу взгляни
каким я буду с тобой красивым
в последний раз на земле
***
всматриваясь
в самую глубь собаки
изобретшей счастье
там
сердце будет такое
высокое голое
точь
в точь как твоя
болезнь
наверное
***
из этого путешествия
по скалам и соли
будем
выветренны
только
слова произнесённые
однажды
вернутся
нащупав другую
дорогу
обратно
в кость
***
спустя столетия
кто-то
последний
идущий по этой
выровненной
земле
споткнётся
о тело
чудовища
выползшего
внезапно
из-под кровати
предка
***
однажды набитый обносками
дом вскроет себе живот а мы
оказавшись снаружи
сразу же истребимся но нас
восстановят опираясь на
отпечатки в пыли и разумеется
ложные первоисточники
***
возникая где-то
ещё в самом начале
мира
воспаляющая угроза
всё же
восходит
на эту поверхность
солнцем
первомедузы
***
что вертится
яростно между
ладонями
достаточно вышептать
имя в
тебя не станет
***
тогда прикасаясь к земле
мир у которого свет так же
страшен
ты говорила
***
неназванные
мы
с глазами навыкате
и тёплое
чёрное небо
ложится ушами к земле
там
каждая жёлтая кость
урчит
трепетностью
открытия