Родился в Москве в 1995 году. Стихи публиковались в журнале «Воздух», на портале «Полутона». Учится в Литературном институте им. А. М. Горького.

Сопроводительное письмо номинатора Дмитрия Кузьмина:

«Стихи» — не лишенное остроумия название для последовательности текстов, которые с осени 2014 года пишет и публикует в фейсбуке Кузьма Коблов (некоторые из них публиковались также на сайте «Полутона» и в журнале «Воздух»). Формат этой последовательности не так легко определить с учетом того, что она прирастает в режиме реального времени: как поэма, так и цикл подразумевают, при разной мере самостоятельности частей, трансформирующее воздействие композиции целого на семантику части. Вероятно, ироническое определение «сериал», предложенное самим автором в частном письме, не лишено оснований: ряд серий потенциально бесконечен, контактные связи (в представляемой выборке — например, подхват между финалом 1-го эпизода и первым стихом 2-го) преобладают над дистантными, а стратегический успех определяется балансом между центробежными и центростремительными тенденциями (понимая под «центром» первоначальное сценарное ядро, материализованное в начальных сериях).

В качестве стержня, на который данный сериал нанизывается, предложен, как это часто с сериалами бывает, образ субъекта. В начальных сериях он задан внутренним напряжением между декларативной инфантильностью (зачин «Я девочка» отсылает к сетевому мему «Я девочка, я не хочу ничего решать») и не менее демонстративной апелляцией к мировой культуре (представленной Аристотелем и апостолом Павлом, то есть в некотором роде двумя её основными координатами). Невозможность разрешения этого напряжения сфокусирована в параличе именующей способности, ступоре Адама: «Что-нибудь уже назвать, но нет». В оппозицию вещи и имени встраивается, однако, третья сила — тело, и это снятие бинарности тесно связано с передачей права голоса женскому субъекту, отказывающемуся («ничего не хочу решать») от демиургического воления — Ева, заняв место Адама, отдает предпочтение вопрошанию: «Тела вещей не помнят как просила их себя назвать ещё раз». Но вопрошание остаётся безответным, потому что «мы все стали миром», граница между субъектом и объектом теперь бесконечно податлива и изменчива (ср. также «я референт»), новая Ева может выступать только в функции трикстера (вплоть до угона транспортного средства в 35-м эпизоде).

Новый субъект у Коблова мозаичен или, если угодно, фасеточен, составлен из множества дискурсивных фрагментов, — принцип фасеточного зрения в разных преломлениях опробован в новейшей русской поэзии такими авторами, как Ника Скандиака и Арсений Ровинский, однако Коблов и просодически, и конструктивно проходит примерно посредине между этими двумя полюсами. Одна из показательных черт этого зрения — характер интертекста: он, за немногими исключениями, доведён до молекулярного состояния. Пространство языка заполнено без остатка корпускулами чужой речи — и маркированность некоторых из них оказывается практически нерелевантной: да, конструкция «я так сепаратист» представляет собой трансформ известного русского стихотворения Рильке («я так один» — заимствован не только аграмматизм, но и сема обособления, отделения, реализованная в неожиданно вошедшем за последние полтора года в активный словарь интернационализме «сепаратист»), а конструкция «день стоял про отсутствие» опирается на мандельштамовское «день стоял о пяти головах» (превращение «о», благодаря полисемии предлога, в «про» — само по себе изящный кульбит), однако это, по видимости, никак не меняет функцию соответствующих синтагм в данном тексте; характерно перечисление в последнем на сегодняшний день 40-м эпизоде: «нет никаких “приходят и говорят”, “сквозь меня”, “вырыто из земли”» — где третья синтагма вновь мандельштамовская («Нашедший подкову»), а первые две не могут быть однозначно атрибутированы. Всякое слово Коблова предположительно чужое — и в этом он опирается на опыт концептуализма; но вместо концептуалистской критики дискурса и последовавшей на рубеже 1990—2000-х постконцептуалистской критики критики (настаивавшей на том, что из чужих слов складывается своё, личностно фундированное высказывание) Коблов предлагает снятие оппозиции своего и чужого: опыт, не лишенный дерзости и чреватый дальнейшими открытиями.

Фрагмент номинируемой на премию подборки: 

Стихи (29)

Хочется взять в руки рассыпчатого ежа

И крепко прижать к себе, может

Лечь на него сверху, до самой его

Пропажи в воздухе груди, хочется естественно,

Как дышать. Я видела своё полотно тентом,

Растянутым над кратером моего желания, это

В форме летних кафе того времени,

Когда приветливые одушевлённые колючие солнца

Сходили со сцены в зал и катились мимо рядов

Со мной. В смысле: рядов со мной. Исполнение

Слова призывает очередное, ищу ежа, сжимая

В рыщущих руках остатки жеста: замороженная форель разбивает

Многократно себя, растаяв выпущенные объятия мои, и

Мой моментальный вскрик не может вздёрнуть ни единый звук.