Гликерий Улунов (Россия, Москва)

with Комментариев нет

Родился в 1997 году в Калуге. Учится на программе «философия» в НИУ ВШЭ в Москве. Занимается экспериментальной музыкой. Тексты можно найти в журналах Stenograme, «Воздух», «Полутона», [Транслит], «ГРЁЗА» и TextOnly.

 

Сопроводительное письмо Влада Гагина:

 

Первое, что я почти всегда ощущаю при чтении стихотворений Гликерия Улунова, — это удивление — чувство, существенно затрудняющее анализ текстов. Однако можно попробовать объяснить само чувство.

Стоит сказать, что в двух пространных стихотворениях, представленных в подборке, действует целый ряд смещений, поломок и прочих микро-приёмов, которые сперва можно принять за маркеры формального экспериментаторства. Это и нарочитая черновиковость, ставящая в тупик любого граммар-наци, и пропуски слов, приближающие текст к разговорной речи («градины вокруг меня расплавились тому, как я спал»), и общая антилитературность. На «крики полые чаек» Драгомощенко (традиционно используемый пример «непредставимой метафоры») Улунов как бы отвечает сериями непредставимых словосочетаний («рация Насти-Насти показывает треугольную форму волны», «под углом подбородок казался с лёгкими отсветами и сказал: «вы как хотите, а я — Настя»»), аналоги которых можно отыскать в заумной или абсурдистской литературе. Впрочем, в отличие от того, как используются подобные приёмы в литературе абсурда, эти конструкции словно лишены остраняющего заряда, который по необходимости несёт в себе, собственно, приём, — кажется, что они являются естественно зафиксированными ходами мышления субъекта.

За счет чего достигается эта естественность?

Оба текста представляют собой тщательную и, как кажется, заведомо спекулятивную регистрацию того, что скрывается от репрезентации.

Второй текст «как восстановиться после амфетаминового марафона?» отсылает к реальной статье с полезными советами, которая в своей направленности не выходит за пределы государственного дискурса о наркопотребителях. Травестическое выворачивание статьи быстро переходит в сложное кросс-жанровое письмо, где смешиваются дневниковость, травелог и воспоминания о детстве, тут же переходящие в сюрреалистические картины (так, например, название старой картриджной игры здесь оказывается современностью: «там была вторая часть игры «я очень боюсь покончить с собой огнестрельным оружием/ тому убитому из дела сети выстрелили в лицо из карабина, и он остался жив»»). При этом сюрреалистичность высказывания контрастирует с мелькающей топонимикой и регулярными, но тоже странными в своей гротескной дотошности метеосводками («градины как будто кто-то сдвинул каждую на 4 см»). Поэтическая реальность Улунова диспропорциональна: из любой самой малой вещи может развернуться целый мир, а любое серьёзное проблематизирование, найденное лишённым основания и как следствие затопленным под градом других тем и контекстов, обречено на неудачу.

В первом тексте («200 000 стихов о насте») действительно часто упоминается «Настя», но с ней происходят самые разные метаморфозы — иногда она становится частью непонятной фразы, порой то обретает статус реального персонажа с биографией, а то — абстрактного понятия, раздваивается, становясь «Настей-Настей», перестаёт быть именем собственным и т.д. Если во втором стихотворении неподдающаяся репрезентации реальность фиксируется с помощью расчерченного по дням дневникового письма, топонимики и наблюдений за погодой, то здесь такую функцию выполняет рамка сериала, причём прилагаемый в конце «сайнопсис» событий, конечно же, не соответствует тому, что описывалось ранее.

Поэтические машины Гликерия Улунова не столько остраняют реальность, сколько беспощадно высвечивают естественную странность, психоделичность мира и мышления. Алогизм действительности для субъекта этих стихотворений не является новостью — скорее, это то, с чем приходится ежедневно иметь дело. Тут не может быть и речи о сожалениях и претензиях, а те строки, которые грозят показаться цинической усмешкой над политическими трагедиями («раздать Настю воинам Курдистана чтобы никогда больше не быть онлайн»), на деле являются смелой попыткой осмыслить повсеместное насилие реальности. Эта смелость и вызывает удивление.

 

Подборка номинируемых текстов: 

 

200 000 стихов о насте

 

стих 1

 

что ты делаешь? — не думаю о тебе

всё происходило в форме дома из блоков

одного этажа

 

Настю совершили в 14 : 34 на площади трёх революций 10 марта,  до этого менты несли на руках и

 

они разрывали сначала в вопросительной форме и не понимали

 

первыми сорвали средства индивидуальной защиты

в этом аниме 3 последние серии только надежды и было на эту защиту, но она продержалась меньше минуты и больше никогда не возникала в поле зрения

Настю перестал ОМОН и на секунду она ещё была жива и спросила — что такое интернет?

 

порвали на части это значит «они кружились и их нельзя было остановить»

одежда рычала / применили силу и применили месть

 

ещё стих

весь первый сезон зрители следили за тяжёлыми последствиями детства

и повторяющихся снов героини

опенинг состоял из weird sounds

похожих на моторики и печатные машинки

заканчивалось всё так же, было даже специальное правило к этому

и казалось, что жизнь и сон все в небольшом полу-видимом свете

были наполнены одним и тем же содержанием

 

фсо поочерёдно оставляли разрывы Насти

нас отделяли щиты, разрывы и спамовые сообщения last week of Nastya

крик, мерцающая разбитая лампа, идёт дым,

пули летят по касательной

у меня есть живот

и мне тоже больно

хотя из резины

 

менты особой гусеницей (она кружилась во все стороны) несли на руках и руки становились мокрыми из-за того, что проникали слишком глубоко в тело и как будто выжимали тряпку

но только так, как учат в армии

под углом подбородок казался с лёгкими отсветами и сказал: «вы как хотите, а я – Настя»

в 16 лет нас с товарищем отправили в военный лагерь под предлогом страйкбола

там была военная дисциплина и приходилось бегать почти без одежды в 6 утра по лесу

был август и всё-таки достаточно холодно по утрам

в последнюю (как потом оказалось) ночь у нас был караул и мы не спали, но ходили с макетами автоматов по лагерю и серии сменяли себя на скорости как будто 1.5, но только сами серии стали теперь по 40 минут

мне пришлось требовать, чтобы меня забрали, старший ещё и лейтенант уговаривал, а я говорил

вообще-то я слабый человек и я не хочу проходить через все эти испытания

потом он сказал одному из моих родителей:

«я понимаю если человек признаётся, что он физически слабый,

но так — лучше сдохнуть»

«лучше сдохнуть» должно было появиться сильно позже и никто пока не понимал, о чём идёт речь, но ситуация была пугающая и фоновая музыка явно доводила напряжение до предела

её сильно переделали и многие перестали узнавать в этом очертании близкого человека

при копировании из неё вывалилось: https://vk.com/away.php?utf=1&to=https%3A%2F%2Fvk.com%2Faway.php%3Futf%3D1%26to%3Dhtps%253A%252F%252Fvk.com%252Faway.php%253Futf%253D1%2526to%253Dhttps%25253A%25252F%25252Fvk.com%25252Faway.php%25253Futf25253D1%252526to%25253Dhttps%2525253A%2525252F%2525252Fvk.com%2525252Fgrzer%2525253Fz%2525253Dphoto56873920_456244173%252525252Fphotos56873920

— это место облюбовали давно и в яндексе показывается сообщение

{здесь совершают Настю} / место подсвечено красным как будто это пробка

как будто нет лучшего способа сказать: я опытно уверился, что я не люблю Бога, не имею любви к ближнему, не верю ничему религиозному и преисполнен гордостью и сластолюбием

все уже думали, что развязка будет трагичной, но он ударил по плечу и сказал «эй смотри!» —

раковая структура мента and that of Nastya

действие второго сезона было в России, поэтому в начале ввели новый синтаксис: на стыке существительных, допустим в пад. Родительный объекта удваивается слово, которое нам ближе и мы ставим на более высокую аксиологическую ступень

 

 

стих +1

Настю накачали транквилизаторами, трамадолом и бутиратами

вид на Токио с балкона общежития, сверчки и гудение проводов

сначала мы общались с ней и говорили, что это всегда будет так про слабого человека. интертитры «лучше сдохнуть, чем жить» / я не такой и я виноват

раздать Настю воинам Курдистана чтобы никогда больше не быть онлайн

шёл дождь, остались кости и впервые стала видна Настя-Настя меня, в предыдущих сериях:

Настя разделилась улицам-улицам города, отряды,

ставшие в окружении теряться один за другим

раненный прячется за бронетанком, говорит в рацию

мы остались. всё остановилось и только кровь и говорит по рации

мы обмельчали

выстрел

рация в луже крови

 

Настя: всё становится адекватнее, лазер проходит по швам панельного дома, торговый центр рушится вовнутрь, забирая в своё жерло Настю. вид сверху: рация Насти-Насти показывает треугольную форму волны

 

+1

вид: (

остаётся только Настю-Настю меня. {редкие стуки по клавиатуре — моделируем ситуацию фенобарбитал} она провалилась в руки, которые рвут) — а помнишь Токио?  это я действительно нахожу в себе посредством подробного рассматривания моих чувств и поступков / я виноват: (( кусок здания падает в воду в которой поверхностные силы натяжения оставляют на поверхности силуэты выходивших морпехов без экзоскелетов) по оси редеть, прореживать, делать анонимным к ( флешбеки из детства, в которые замаскированы ненависть и месть))

 

++1

сайнопсис всех серий в коротких рекламных вставках

1 — детство Насти прошло в тихом городке, её друзья не могли знать, что такое клятва 2 — обе руки отнялись, все вещи двигались чужими силами, а детство оказывалось бензиновых дыр в море 3 — обе руки её-её 4. кусок руки попадал через воротник за спину 5 — прошло, Настю совершили в 14 : 34 на площади трёх рук-рук 6 — прошло — не думаю о тебе, я заперся, был одурманен 7 — сайнопсис-сайнопсис серий от (люди, разойдитесь) до (люди, разреженная обойма), качество снижается и в помехах видны надписи ХОЧУ ОСТАТЬСЯ ЗДЕСЬ, НЕ С КЕМ ЖИТЬ, ПОСЛЕДСТВИЯ 8 — серия коротких ответов 9 — записываем, совершил Настю в 14 : 34. свидетелей не обнаружено, вид: Токио в закатном свете, промокшие от дождя следы рук

концовка

 

после смерти Настя отправится в Выхино, а эти подлецы — в ад

нет — отвечает знаток обычаев, ей нельзя в Выхино

 

 

как восстановиться после амфетаминового марафона?

 

перед первым днём была музыка, прикреплённая к проводам,

в ней я поверю, град остановился и по следам

отсутствующих градин

угадывался трек идущего от меня куда-то

треки расходились от меня наверх

через край забора к изоляторам лэп

 

с обратной стороны проводов ходят электрички лобня-одинцово, они уже сбивали людей и контактные провода оказывались током, туда мы явно не пойдём

 

треки были, впрочем, и другие,

но их я видел от начала и до конца

и, как минимум, такое не могло представлять интереса, более детально

если трек виден от начала и до конца

этот трек не может быть твоим,

это простой закон оптики, что если двигаться с минимальными поворотами, увидеть свой собственный трек с одной точки невозможно

 

возвращаясь к первому треку, о котором шла речь,

день первый

мне повезло, что справа от моего трека, по которому я начал идти,

была градина похожая на знак тире, их я избегаю и такие градины могут пробить голову на 0.1-0.2 см.

особенно при заострении с нижней стороны, вписываться в свой старый трек было немного трудно, я касался левой рукой, которая онемела от холода и попыток электрошоком как-то согреться в отсутствие коньяка и других летучих жидкостей,

эта длинная историческая справка немного оторвала меня от изначального воспоминания

и «касаться» стало (или стала

ведь я до сих пор не позволяю себе писать в ж.р. ,

но хочу. и мои глаголы даже в инфинитивной форме могли бы фиксироваться без прямого значения, связанного с фиксацией, тисками, операционным креслом, отказывающее обезболивающее и руки по 8 лет каждая привязана эрзац-резиной и больно сначала от тугости, а потом уже в носоглотку вводятся нужные приборы, иногда они вытаскиваются, всё ещё достаточно больно, но подготовка и предвосхищение каждое по 8 лет сообщают, что это не совсем завершение проблемы) непереходным глаголом

 

второй день я нашёл дерево, присел поспать и тут мне на плечо рука падает и голос сзади говорит:

глобальное потепление началось из сжатия снов

оно вернулось столбами жара и пузырями расплавленного дерева

я игнорировал, заснул прямо о потянутую руку

как в электричках засыпают самые высокие люди

не отклоняясь вперёд,

а раскладываясь назад,

используя спинки как для прыжков с шестом

 

третий день и градины вокруг меня расплавились тому, как я спал

раскладной стол советский

похожий на комод

когда его раздвигаешь

его стены становятся его поверхностью

так когда-то было и наедине с сыном подруги матери, который старше меня на 5 лет

его свитер его отца, который был на нём

расправился и стал поверхностью, как до этого был стенами

тогда я в первый и последний раз увидел приставки с картриджами

там была вторая часть игры «я очень боюсь покончить с собой огнестрельным оружием

тому убитому из дела сети выстрелили в лицо из карабина, и он остался жив». разложившись,

я полностью потерял точку старта моего старого трека

выступ над самим собой позволил слегка взглянуть из-за высоты на трек и увидеть последнюю точку, которую можно увидеть, не оказавшись в ней

 

конец дня, алгебраически меняемый дедушка после того как починил сарай, пошёл сначала в душ на улице, затем читать на веранду сборник Пастернака,

этот поэт и душ на улице ведут к смерти если бы не огненный шар, пролетавший над цистерной над душем,

из которого вода

 

четвёртый день, градины как будто кто-то сдвинул каждую на 4 см. видимо бил ветер, вчера я отметил точку, где должен был начаться невидимый маршрут

из-за смещения градин по горизонтали мои новые следы оставались в грязной почве немного левее, чем прежние, которые я пытался оставить

в ботинках у меня были встроенные кассеты с

аудиопорнографией и следы выглядели как обычные,

но с прямоугольной ровной плоскостью в пяточной части

следы уже говорили не о маршруте или обо мне,

а о моих играх с установленными табу

 

дедушка, знавший про существование картриджей,

а ещё бывалый охотник и тропарёв

по моим следам определил безошибочно наличие тайны,

но счёл, что это не лисичка, а ложная лисичка

аудиопорнография осталась без каких-либо нареканий касательно себя

 

пятый

день треки, которые начинались от меня изначального не содержали никаких следов с аудиопорнографией,

что послужило зацепкой вместе с тиреобразной градиной

я двигался тогда не перемещением в пространстве,

а дублированием,

проходило это, видимо, спиной по направлению вектора расширения своих экземпляров

и запомнить такой процесс было невозможно без предварительной подготовки

 

шестой день и из точки, завершающей трек для видения из изначальной позиции, я увидел оптический обман

видение прекращалось не только для изначальной точки, но и в принципе

дойдя дотуда, «я увидел» дальше не было видно ничего,

очевидно, если там ничего не было видно

то и градин застывших тоже не видно,

значит, это можно было расценить как продолжение трека

только переходящее во все стороны

и уже не повторяющего очертания моего тела и одежды

его свитер его отца тоже мог выглядеть как-то так, если бы я мог посмотреть на то, что я описывал, снаружи,

но мы оживлённо обсуждали видеоигры, и я был слишком вовлечён,

тогда у меня был старый компьютер, и я играл только в плохие игры

дедушка тропарёво описывал такую точку как плохой выбор

перспективы или угла

то есть какую-то банальную вещь про ошибку, встроенную в волевое расположение.

с тех пор дни не считались в этом тексте и по старым трекам можно было отсчитывать какой-то оборот