Родилась в 1990 году в Москве. Училась в Литинституте и ВГИКе. Автор книг «Стекло для четырёх игроков» (шорт-лист премии Андрея Белого, 2013) и «На совсем чужом празднике» (М.: АРГО-РИСК, 2016).

 

Сопроводительное письмо номинатора Льва Оборина:

 

Можно сказать, что Ксения Чарыева — один из самых далеких от поэтики Аркадия Драгомощенко молодых поэтов, но сказавший так впадет в прелесть суждения по внешним признакам: звуковым, строфическим, синтаксическим. Понять, где внешние признаки переходят во внутренние, однако, невозможно. Впрочем, и по внешним критериям самой премии кандидатура Ксении вполне соответствует тому, чего ждут от ее лауреата: «актуальные поэтические практики, которые остро откликаются на вызов времени и способствуют новому пониманию “поэтического”»… С острым откликом на вызов времени тут не очень выходит: стихи Ксении Чарыевой далеки от «злобы дня», но откликаются на те частные, переворачивающие сознание поэта события, которые его собственное время ему подбрасывает. А вот «авторские практики, отмеченные интенсивной рефлексией, заложенной внутри самого поэтического письма» — это, конечно, про Ксению. Ее поэзия — это мятущаяся мысль, противоборство иррациональной тревоги и разума. Мы давно ушли от разговора об обязательности поэтической формы и теперь говорим о ее оправданности. Оправданность формы у Чарыевой парадоксальна: свободный стих, который мог бы соответствовать душевному «разлету», используется для холодного contemplation, стих регулярный — для огненного разговора от «я». Вероятно, с некоторых пор у каждого поэтического поколения есть своя «новая искренность», безотносительно обозначения движения 1990-х: поэт, не боящийся броситься в штампы лирики и преобразить их своим присутствием, а потом и вовсе вытеснить и заменить неподдельно собственными образными рядами. Это кажется чем-то импульсивным, а на самом деле — инженерная работа с помощью хрупкого инструмента: «я похож на кончик карандаша / чьи намерения тверды / но моя доподлинная душа / изготовлена из воды». Не боящийся поэт — и боящийся, очень боящийся субъект; может быть, на примере преодоления страха у Ксении Чарыевой можно наглядно показать трансгрессию от второго к первому. Постоянный переход через силовые линии испуга, напоминающий о стихах Сильвии Плат; укрытая под стеклом нежность (эта укрытость отличает эмоциональные регистры стихов Ксении Чарыевой от того, что мы видим, например, у Василия Бородина); готовность, преодолев страх, сделать решающую ставку: «скажи пластмасса и я пластмасса / скажи лавина и я сойду» — одно из самых известных стихотворений Чарыевой действительно вовлекает говорящего в звуковую лавину, где регулярный метр способен ускоряться, что и подчеркивает одна из последних строк: «я верю в скорость и я превысил». Скорость здесь становится единственным ощущением, синонимичным могуществу. Подготовка к таким мнемоничным tours de force совершается медленно, накопительно, как собирается гоночный автомобиль. Вырезанные из бумаги звери, тетради, сладкая вата — то, что могло бы быть разрозненными приметами быта, в виду наиболее мощных стихотворений подборки становится подготовкой к рывкам, не теряя при этом самоценности: Чарыева — прекрасный наблюдатель. Меня захватывает эта идея разгона мысли, и, понимая, что выдвижение настолько подчеркнуто личностной поэтики на премию имени автора, который стал провозвестником важнейшей для современной русской поэзии внутритекстовой личной аскезы, может выглядеть нелогичным, я все же прошу уважаемое жюри со вниманием отнестись к кандидатуре Ксении Чарыевой.

 

Стихотворения из номинируемой на премию подборки:

 

 

***

падает крутит и рук внутри

светятся маленькие цари

праздник а в головы без царей

праздник приходит еще быстрей

 

кто заповедал твои узлы

жил да разжалобил слыл да сплыл

голос диктующий номера

зарослям жидкого серебра

 

спой и уж больше не попрошу

это икару на парашют

в темную залу как в темный зал

падает праздник ты знал ты знал

 

***
я похож на кончик карандаша
чьи намерения тверды
но моя доподлинная душа
изготовлена из воды

как вода умеет играть и течь
мимо диких прекрасных мест! —
но слова всегда заслоняют речь как рука
заслоняет жест